Потерять и найти - Брук Дэвис

Она сжала банку и весь день ждала золотистые туфли. Но день превратился в вечер: двери с щелчком захлопнулись, и все вокруг потемнело: воздух, звук, пол – будто вместе с универмагом и весь мир закрывался на ночь.

Милли прижалась лицом к окну, сложила ладошки биноклем, чтобы лучше видеть, и смотрела, как люди идут к своим машинам. Мужья и жены, парни и девушки, старики и дети, отцы и матери. Все они – все до единого – уезжали.

Милли с грустью глядела, как стоянка пустеет. Потом вернулась под Трусищи для Огромных Тетенек и достала из сумки сандвич. Поедая его, смотрела на манекен. Тот глядел на нее в ответ.

– Привет, – прошептала она.

Но в тишине было слышно лишь, как жужжат витрины.

Милли когда-то думала: где ни усни – проснешься обязательно в своей кровати. Она засыпала за столом, на полу у соседей, по дороге на концерт, а просыпалась всегда под собственным одеялом и в своей спальне.

Но однажды Милли очнулась, пока ее несли из машины в дом. Она посмотрела на папу сквозь приоткрытые веки и прошептала, уткнувшись ему в плечо:

– Значит, это ты?..

* * *

На Второй день ожидания Милли проснулась от стука каблуков. Ночью она много ворочалась, поэтому теперь ее ноги торчали из-под стойки с нижним бельем.

Милли притянула колени к груди, обняла их, задержала дыхание и уставилась на высокие каблуки, проходящие мимо. Цок-цок, цок-цок, цок-цок. Они были черными и блестящими, и из них выглядывали красные ноготки. Казалось, будто в туфельки пытаются заползти божьи коровки.

Почему мама оставила ее под трусищами на всю ночь?

Милли обхватила руками живот, глядя через просвет в белье. Она догадывалась, почему, но не хотела об этом думать, а потому и не думала.

Манекен по-прежнему не сводил с нее глаз. Милли осторожно помахала ему, складывая пальчики один за другим, а затем сжала их в кулак. Она еще не решила, хочет ли дружить с этим манекеном.

Девочка надела сапожки, выползла из-под трусищ и посмотрела вверх, на записку, которой вчера обозначила свое укрытие: «Я ЗДЕСЬ МАМ». Затем сорвала ее, сложила и сунула в рюкзак.

Мимо прошел вчерашний старик с похожей на кору кожей. Он прошаркал по коридору в кафе. Милли двинулась следом, поглядывая на него из-за растений в горшках. Сев с таким видом, будто ему больно, он вновь уставился в свой кофе.

Милли подошла к столику и положила ладошку на его морщинистую руку.

– Вы когда-нибудь видели жареную курицу в ведре?

Старик посмотрел сначала на ладонь Милли, а затем на нее саму.

– Да. – Он высвободил свою руку и забарабанил по столу пальцами.

– Ну? – Милли присела напротив. – И как?

– Точно так, как звучит, – произнес старик.

Милли закусила нижнюю губу.

– А вы много знаете Мертвых?

– Только их и знаю, – пробормотал старик, рассматривая кофе.

– Только их?

– Да. А ты? – спросил он, продолжая стучать пальцами по столу.

– Двадцать девять, – ответила девочка.

– Это много.

– Ага.

– Сколько тебе лет? – Старик чуть наклонился вперед.

– А вам? – Милли скрестила руки на груди.

– Я спросил первым.

– Давайте скажем вместе.

– Восемьдесят семь.

– Семь.

– Семь? – Он выпрямился.

Милли кивнула.

– С половиной. Это почти что восемь.

– Ты маленькая.

– А вы старый.

На щеках у него появились ямочки.

– У тебя сапоги под цвет моих подтяжек, – заметил он, стуча пальцами по этим самым подтяжкам.

– Не-а, это у вас подтяжки под цвет моих сапог, – заметила Милли и посмотрела на его руки. – А почему вы стучите пальцами, когда говорите?

– Я не стучу, – ответил он. – Я печатаю.

– Что печатаете?

– Все, что говорю.

– Все, что говорите?

– Все, что говорю.

– А то, что я говорю?

– Нет.

– А вы это будете? – Милли указала на кекс.

Старик подвинул к ней тарелку. Милли запихнула кекс в рот.

– А почему вы свой кофе не пьете? – спросила она с набитым ртом и подвинула к нему чашку.

– Не хочу, – он отодвинул чашку.

Милли обхватила ее ладошками и потянула носом, чувствуя, как кофе дышит паром ей в подбородок.

– Тогда зачем купили?

– Мне нравится держать что-нибудь теплое в руках.

– А-а… – улыбнулась Милли.

Она залезла на стул с ногами и уткнулась подбородком в колени. На столе в ряд лежали маленькие пластмассовые квадратики, каждый размером с кончик ее пальца.

– А это что?

Старик пожал плечами.

– Вы не знаете?

Он снова пожал плечами. Милли склонилась над столом.

– Это клавиши от компьютера, – сообщила она. – У нас в школе такие есть. На клавиатурах. Но эти кто-то оторвал.

– Да, – согласился старик.

– Значит, вы знаете, что это.

– Это клавиши с дефисами. От разных клавиатур. – Он подался вперед. – Ты знаешь, что такое дефис?

– Наверное.

– Его ставят между словами, чтобы объединить их в одно.

– Это как?

– Ну… – он задумался.

– Грустный-веселый? – спросила Милли.

– Не совсем.

– Голодный-сонный?

– Нет, – ответил старик. – Как «черно-белый» или «северо-запад».

– Но не грустный-веселый.

– Нет.

– И не голодный-сонный.

– Нет.

Клавиши выстроились на столе в длиннющую очередь.

– А зачем их вам так много?

– Я их собираю.

– Зачем?

– Нужно же что-то собирать.

Милли вспомнила про свою «Книгу Мертвых».

– А я собираю Мертвых, – заметила она.

Старик кивнул. Глядя ему в глаза, Милли выставила вперед указательный палец и перевернула одну клавишу уголком вниз. Та нависла над остальными, будто кувыркалась. Морщинистый, как кора, старик не шевелился.

– Их между числами тоже ставят, – заметила Милли. – А не только между словами.

Она щелкнула пальцами по еще одной клавише. Та заскользила по столешнице и остановилась на самом ее краю. Затаив дыхание, старик смотрел, как кнопка, покачнувшись, падает ему на колени.