Друзская сага - Виталий Каплан

Ицхак давно знал о забористости напитка. Но пригубив, понял, что поторопился. Такого концентрата не пробовал ни разу — трудно представить, как старики справляются. Кофе, насыщенный кардамоном, женщины варили сутки, и напиток оказался изуверской крепости. Казалось, в чёрной субстанции, как в сметане, могла стоять ложка.

Народ продолжал понемногу прибывать, Ицхак с Бенционом решили возвращаться. Мансур проводил их до машины.

— Тебя, брат, ждёт следующая награда… — сказал Ицхак, — об одном жалею, отца твоего не успели порадовать.

Мансур молча отдал честь, обнял друзей и вернулся к семье.

По дороге Ицхак и Бенцион заговорили, лишь миновав развилку «Голанской бригады»[7].

— Прекрасные они… друзы, — сказал Бенцион.

— Представь… Мне приходилось часто общаться с ними, — ответил Ицхак, — удивительные люди… кстати, шейх тот, что он посекретничал тебе на ушко?

— Этот? Пристыдил меня… мол, в обществе неприлично закидывать ногу на ногу…

— Бенцион, дружище, он прав. Ты таки лопух! Успех всегда в мелочах. Дилетанту оплошность простительна, но профессионалу — гибель. Община друзов — одно из неприступных религиозных сообществ. Если не самое закрытое в мире. Пока ни европейским, ни даже ближневосточным учёным не удалось собрать о них полной информации. В религии друзов уживаются элементы иудаизма, мусульманства и христианства с примесью гностицизма и магии персидских жрецов. Друзы скрывают вероучение, доступ к сакральным книгам открыт лишь посвящённым, поэтому тебя никто не осудит за теологическую ошибку. Но! Культуру и быт народа ты должен знать. Это твой хлеб с маслом.

— Слышал, с религией они не парятся… — примирительно заметил Бенцион.

— Немного не так. Молятся свободно, как хотят… но, вообще то, молитва не обязательна… О религии мало что известно, даже посвящённые не всё знают… Любой друз свободен в выборе… В выражении… Религиозность у них призвание, причём, точное знание предмета не обязательно… Никакого насилия над личностью. И почти нет ограничений.

— Но как с реинкарнацией, переселением душ… Веришь байке о младенцах, в которых влились души усопших?

— Для них перевоплощение — аксиома, именно поэтому друзы спокойно принимают смерть…

Ицхак притормозил, мимо дома на выезде из деревни «Мазда» пошла медленней. Во дворе молодой друз в линялой форме втискивал рюкзак в багажник «Ситроэна». Солдат возвращался на военную базу. Как знать, удастся ли вернуться домой. Да — если свыше уготовано увидеть сына. Нет — если самому суждено родиться вновь.

На этот раз они собались в доме Амера Абу Рабии. Двухэтажном, просторном, но незавершённом, словно заброшенный архитектором эскиз. Явление частое в друзских деревнях, где отец, пока работает, ставит сыновьям дома. Строительство замирает, когда у главы семейства заканчиваются средства. Отец Амера успел профинансировать фундамент, каркас, стены, крышу и отправился за кромку. На дальнейшее скромной зарплаты полицейского у осиротевшего Амера не хватало. Стены остались голыми, из мебели — скрипучие турецкие диваны по периметру гостевого салона, обшарпанный комод, и сервант, купленный по случаю на барахолке в Дженине, городишке в Палестинской Автономии на Западном берегу Иордана. Дешёвый ковролин на полу, пара портретов на стенах. На одном шейх Джафар Тариф, дед нынешнего главы общины, на втором легендарный вождь друзов Султан Паша аль Атраш.

Друзья сидели на приземистых стульях без спинок, за таким же невысоким массивным столом времён Салах ад-Дина. Хлебосольному толстяку нравилось принимать гостей. Улыбчивый, с округлым лицом, добрыми, но глуповатыми глазами и ранней лысиной, он обожал затяжные карточные баталии. Покер важно величал «Сеансом ИИИ» — интересно, интеллигентно, интеллектуально. Игроки выглядели по-домашнему — короткие шорты, кроксы и сорочки-безрукавки, оголявшие плечи, чем донельзя смущали набожную хозяйку дома. Аристократический отдых сопровождался литрами крепчайшего кофе и бессчётными плошками арахиса, арбузных и тыквенных семечек, сухого нута и прочих лакомств, ритуальных для гостеприимного стола друзов, когда на огонёк заглядывали уважаемые, но слишком частые гости. Иногда подавался виски, строго-настрого запрещённый религией, но, тем не менее, свободно продававшийся на заправке «Соноль» перед выездом из деревни. Справедливо опасаясь недовольства шейхов, спиртное Амер держал в литровом термосе. Случись в доме нечаянный гость, крамолы на столе не обнаружит.

— Господа! Я повышаю на… семьдесят! — выпалил хозяин дома и обескураженно улыбнулся.

Окружающих всегда восхищала его детская расположенность к улыбке, чаще женскую половину. Если бы не внушительный живот, парень мог похвастать многими победами. Абу Рабия не умел скрывать чувств и всегда выбирал ущербную тактику. Напропалую пасовал, когда надлежало рискнуть, или беспутно блефовал с отвратительными картами на руках. Поэтому проигрывал чаще партнёров, но никогда не огорчался. Зато изученная приятелями улыбка выдавала его с головой и означала одно — у него феерический расклад.

Убойная информация, если вовремя приспособить.

— Рана! — позвал он жену чуть громче, чем следовало. Хотелось показать друзьям, кто в доме хозяин, но виски притупил осмотрительность, — свари нам ещё кофе!

Она бесшумно, как призрак, проявилась в густом сигаретном смоге, заполнившем гостиную. В тёмном платье, прятавшем лодыжки, белом полупрозрачном платке, прикрывавшем лоб и брови, Рана казалась воплощением целомудрия друзской женщины. Мансур и Камиль, приятели Абу Рабии со школьной скамьи, могли поклясться, что ни разу после свадебного торжества не видели полностью её лица.

— Ч-ш-ш, не кричи так, малыша разбудишь — осадила она и отправилась на кухню исполнять просьбу мужа.

Сомнений, кто стоит за семейным штурвалом, ни у кого не возникло.

— Ну, Мансур? Скажешь что-нибудь, или будешь немым, как ХАМАСник[8] на допросе? — поторопил Камиль.

— Раздражение — слепой поводырь, — не замедлил поумничать Абу Рабия.

Картёжники понимающе переглянулись и прыснули со смеха. Где их простой, как хумус в тарелке, приятель нахватался мудрёных тирад, оставалось догадываться. На расспросы он отшучивался нехотя и неловко, что вызывало новые подозрения.

— Я — пас, — ответил Мансур, и его ореховые, чуть на выкате, глаза, оживлённо блеснули.

Мансур любил покер. К каждой раздаче относился бережно, продумывая множество комбинаций. Если бы не чрезмерная осторожность, из него получился бы первоклассный игрок. Во всяком случае, он проигрывал реже аутсайдера Амера. Предусмотрительность считал фундаментом удачи, молчаливость — залогом успеха.

— Ну-ну, столько времени думать, чтобы соскочить!? — заметил Камиль.