Женщины президента - Ирина Лобановская

Уроки мужа не прошли даром.

Валя вспомнила косой взгляд будущего шефа, словно ощутила его прикосновение на своих коленях, содрогнулась от какого-то смутного предчувствия и тотчас позвонила Виталию. Он возвращался с работы очень поздно.

— Я решила согласиться, — сказала Валентина.

— Замечательно, — рассеянно отозвался муж. — Извини, мне очень некогда. До вечера!

Точнее, до утра. Чаще всего Валентина уже спала, когда Виталий открывал дверь в квартиру. Он давно поменял все брачно-постельные отношения, жену на ничего не стоящие поцелуи на деньги. Перевел все свои ценности на другие счета. Впрочем, так сделали многие. Вот только… Не было ли у него в офисе каких-нибудь других замен?.. Но об этом Валентина старалась не задумываться. Да и большого интереса к личной жизни мужа Виталия давно не испытывала.

Их жизнь вдвоем слишком быстро разделилась пополам, а правильнее, на три части, учитывая маленькую Таньку. И никаких скандалов, непониманий, ссор…

Наоборот, отличное, четкое понимание собственной ненужности друг другу.

Они быстро исчерпали свои духовные ресурсы — их оказалось слишком мало! — свои чувства и возможности, перестали гореть и сжигать понапрасну свои последние — их стало жалко! — истончившиеся до слабо трепещущего, тонкого волоска, еще оставшиеся запасы привязанности, искренности и тепла.

Любовь улетела, и ловить эту капризную жар-птичку за хвост было в высшей степени неразумно.

Валентина была благодарна мужу за его редкую немужскую чуткость и тонкость. Он спокойно и легко ушел в сторону, в свои дела, прекрасно понимая, что затевать дискуссии в семье опасно. В конце концов, им нечего делить и не из-за чего поднимать шум. Пусть все останется безмолвным и безветренным. Хотя бы ради Таньки.

Просто поменялись декорации. В который раз…

Месяц назад Артем Тарасов снял девочку возле Белорусского вокзала.

Она зацепила его взгляд моментально и не собиралась возвращать. О мама миа!.. Девочка стояла в лучах закатного солнца, заложив руки за спину, посреди широкой, забитой машинами площади, стояла безмятежно, смирно, почти равнодушно, словно оказалась здесь совершенно случайно, и не ждала никого, и ничего не хотела, ничего не добивалась…

Ей просто нравилось здесь стоять — среди смутного вокзального люда, обтекающего ее со всех сторон, но абсолютно ее не касающегося, посреди затухающего, измученного жарой дня, задумчиво рассматривая вокзальное пряничное здание и с удовольствием вдыхая запахи бензина, горячего асфальта и едкой городской пыли.

Заканчивалась наша обычная «карикатура южных зим». Июль уже высказался до самого конца. Обалдевшие от жары и нескончаемых толп пассажиров электрички нехотя отрывались от любимого горячего вокзального перрона, чтобы снова отправиться своим хорошо изученным, привычным маршрутом на запад с молодецким, оголтелым посвистом.

Девочка была очень просто, совсем не вызывающе одета: в дешевом, плохо выглаженном платьишке, доходящем ей до середины икр, в нечищеных туфельках, маленькая, худенькая… Золушка, ожидающая принца на площади Белорусского вокзала под скрип одуревших старых электричек, мечтающих о пенсии, и ухмылочки и выразительные, оценивающие взгляды водителей.

Ничто не напоминало о ее профессии, кроме места дислокации. Но особенно поразили Артема косы. Две светлые плотные косички уютно и привычно расположились на девочкиных плечах, демонстрируя полнейшую невинность и очевидную безучастность ко всему происходящему.

Артем в несколько огромных шагов пересек площадь и замер возле малышки с косичками. Девочка взглянула на него большими, не правдоподобно синими глазами. От нее пахло солнцем и морским песком.

— Тебя как зовут? — спросил Артем.

— Юля Рыкова, — ответила девочка и улыбнулась, наклонив светлую голову.

У малышки оказался удивительно красивый низкий голос, точь-в-точь как у Натальи Пастушной, диктора телевидения, в которую Артем был когда-то влюблен. Хотя сама дикторша была, конечно, ни при чем: ему просто всегда нравились только низкие женские голоса, он наслаждался ими, и ни одна самая распрекрасная глазасто-губастая пискля не имела ни малейшего шанса завладеть его вниманием и сердцем.

Артем прилип к асфальту.

— У меня машина… — пробормотал он, заикаясь.. — Я привезу обратно… Мы поедем ко мне на дачу… Идет?

— Идет, — кивнула Юля Рыкова.

Артему даже не пришло в голову спросить, сколько синеглазка берет за час.

Он вырос в подмосковном городе Солнечногорске.

Детство навсегда осталось холодным, пронизывающим воспоминанием необыкновенного вкуса сосулек, которые он непрерывно сосал всю зиму до самого апреля, и озера Сенеж, захлестнувшего своими водами его память.

Он жил недалеко от большого города по имени Москва и все-таки очень от него далеко. Он долго не знал и не видел страшных, пропахших пылью и гарью каменных мешков, где вырастали бледненькие, худосочные, малокровные дети, толком не представляющие, что такое настоящие зима и лето.

Зимой по замерзшим волнам озера, на зависть ровно и красиво, скользили вереницы лыжников, и, заглядываясь на них, Артем решил научиться бегать на лыжах именно так — пластично и быстро. И научился.

Он мечтал лишь об одном…

Вот она стоит возле озера, смотрит на его бесконечную, ослепительную заснеженность и думает: а кто это так стремительно идет на лыжах, кто это мчится по Сенежу? Так легко, грациозно, изящно? И он плавно подлетает к ней на лыжах, ловко тормозит — снежный вихрь во все стороны! — и приветственно машет лыжной палкой, и сдержанно улыбается ей…

Такой сильный, большой, ловкий… Скупо дарит безразличную трафаретную улыбку… Хотя больше всего на свете хочется больно сжать ее в руках и закрыть поцелуем рот…

Она тоже была светленькая и синеглазая. Только кос не носила. Разлетающиеся прядки по узким, тонким плечам. О мама миа…

Артем увидел ее летом на пляже возле Сенежа.

Она лежала на одеяле и играла в карты с какой-то нескладной дылдой и ее долговязым ухажером, похожим на… На кого? Артем не успел подобрать сравнения, потому что плавки внезапно нехорошо отяжелели, наливаясь свинцом. Нужно было броситься за помощью к озеру, отлично помнившему своего ледникового прародителя и запросто охладившему бы его пыл, но Артем не мог и шагу ступить, а, кроме того, больше всего боялся себя выдать, поэтому врос босыми ступнями в песок, не в силах пошевелиться.

Ситуацию спас появившийся из воды человек-амфибия в плотно облепившем его тело костюме для подводного плавания. Мокрая ткань отлично рисовала и ласкала каждую мышцу его безупречного, как из скульптурной галереи, тела. Хотя он был немного кривоног… Он неторопливо шел от озера, тяжеловато ступая по песку, и синеглазая радостно вскочила ему навстречу и схватила полотенце.