Подвал - Алексей Шолохов

* * *

Аслан принес рукопись и положил на стойку рядом с Димой. Сысоев выпил первую дозу, и поэтому его помутневший взгляд не мог сразу определить, что ему сует охранник. Вел себя Аслан так, будто передавал писателю килограмм кокаина. Он все время оглядывался. Дима улыбнулся и кивнул, мол, сейчас посмотрю. Он выпил еще и начал читать опус будущей звезды Абхазии (ну или чего-то там).

Мысли были неплохие, но спутанные до абсурда. По пьяному делу такое читать не рекомендовалось, можно мозг сломать. Дима сложил листы и попросил у бармена Игоря добавки. Из головы не выходили собственные потуги написать хоть что-нибудь. Его убивало то, что он не знал, о чем писать. Плана у него не было ни подробного, ни примерного. Выплеснуть на бумагу поток мыслей? Хорошо бы, но только не было мыслей, поток иссяк. Единственное, о чем ему думалось, так это о том, как его женушку сейчас обхаживает какой-то грязный араб. Да даже если и чистый, что с того? Дима знал, что она ему больше не нужна. Использованная не нужна.

Тут он услышал гогот друзей Аслана. Дмитрий был уже изрядно пьян. И, как у всякого богатыря (Дима им становился уже после третьей рюмки), у него возник вопрос к этим веселым людям: почему вы смеетесь над моим горем? Сысоев встал с табурета и собирался спросить, но к нему подошла Света – официантка:

– Дим, не надо. Охранники будут на их стороне. Единственное, чем они смогут тебе помочь, так это выведут на улицу, чтоб ты здесь все не забрызгал кровью.

Столь длинная тирада заставила Сысоева остановиться, посмотреть на девушку и снова взобраться на стул. Странным было то, что девушка так и не открыла рта. Слова будто исходили из ее головы. Девушка кивнула и пошла к кухне. Дима поднял свою рюмку, понюхал и снова поставил на стойку.

– Повторить? – спросил Игорек.

К удивлению Сысоева, рот у него открылся. Он кивнул. За крайним столиком снова засмеялись. Богатырь Димка даже не шевельнулся. Его беспокоило собственное здоровье, а именно психика. Официантка передавала информацию усилием мысли? Он выпил и зажевал долькой лимона. Смех молодчиков снова начал раздражать. Теперь ему было наплевать, над ним они смеются или нет. Он просто хотел, чтобы они заткнулись.

– Эй! Не могли бы вы, вашу мать, вести себя потише?!

Игорь даже что-то выронил из рук. Аслан, все еще улыбаясь, повернулся к писателю. Дима сполз с табурета и пошатнулся. Парни были недовольны, но главного Дима все-таки добился. Молодчики заткнулись.

– Синяк, ты что-то сказал?

«Синяк – это, наверное, алкаш, – подумал Дима. – То есть я».

– Ты к кому обращаешься, носильщик арбузов?

Действительно, из-за стола вышел самый худой из парней. Он так далеко от тела держал руки, что это было даже комично. Если бы ему туда вставить по арбузу, то была бы хоть какая-то польза. После слов Димы из-за стола встали все. Сысоев понял, его будут бить. И если в измене жены он мог и усомниться, то в решительности земляков Аслана – нет.

– Он что-то говорил про маму.

– Пацаны, только на улице, – сказал охранник.

…чтоб он здесь все не забрызгал кровью.

Они его вышвырнули из бара. Били сильно, но недолго. Дима не видел, но был уверен, что Аслан участвует в этом.

– Эй, это его?

Сысоев лежал, закрыв голову руками, поэтому не видел, что они там обсуждают.

– Асланчик, это твое. Тут твое имя.

Только теперь Дима понял, что речь идет о рукописи.

– Что ты несешь? Что я тебе, лох какой? Пишут писуны, – сказал охранник, взял рукопись у друга и бросил на Сысоева. – Чтоб я тебя больше здесь не видел, писун.

Компания засмеялась, и парни пошли к бару.

Дима встал, отряхнулся, поднял рукопись и пошел домой. Удивительно, но ничего не болело. Пока.

* * *

Кто-то сидел в кресле и что-то читал. Сначала изображение было мутным, но потом Диме удалось настроить резкость, и он увидел друга с какими-то бумажками на коленях.

– Какого черта ты здесь делаешь? – доброжелательность осталась вчера у бара «Территория». Сегодня все болело.

– Недурно. Мысли запутаны, но для начала недурно. – Андрей зашелестел листами. – Ты что, пьяный писал?

Дима ничего не понимал. Он сел на диване и схватился за голову. По ней кто-то больно бил молотками.

– Слушай, ты пива с собой не принес? – Сысоев скривился от боли.

– Придурок! Хватит пить. Садись за работу. Тем более что какое-никакое начало есть. – Андрей потряс листами у себя над головой. – Упорядочи мысли и вперед.

– Да о чем ты, черт тебя возьми, говоришь? – Каждое слово приносило боль.

– Рукопись, – сказал Андрей.

– А-а… Это не моя.

– А это и неважно, – улыбнулся редактор. – Тем более что кто-то сделал тебе услугу и подписал эти бумажки твоим именем.

– Что ты несешь? Дай сюда! – Дмитрий дернулся и тут же скривился.

Андрей передал ему рукопись и с улыбкой уставился на синяк под глазом.

Дима посмотрел на титульный лист.

Дмитрий Сысоев

Дверь в полу

Он перевернул страницу. Там был тот же бред, что и вчера. То есть в драке был утерян титульный лист, а придя домой, Сысоев каким-то образом приложил к чужой рукописи страницу от своего романа.

Что я, лох? Пишут писуны…

Этот оборотень сам отказался от своих писулек. Писун, хм.

– Ну, что скажешь? По пьянке, а работа пошла, а?

– Пошла, – еле разлепил губы Дима.

– Знаешь, что я вообще думаю? Тебе нужно сменить обстановочку. Природа, свежий воздух и все такое. Глядишь, и мысли стройнее станут, и настрочишь ты этот роман, как из пулемета. Кстати, хочешь работать без плана – ради бога. Только давай начни уже. – Андрей встал. – Насчет переезда на время написания романа подумай. Приходи в норму. Я завтра заеду. Можешь не провожать.

Куликов развернулся и вышел из комнаты. Когда входная дверь хлопнула, Дима отложил рукопись и попытался встать, но тут же сел опять. Голова кружилась, и по ней все еще били молоточки.

Он снова посмотрел на проклятые листы чужой рукописи. Кто автор? Он был уверен, что вчера ему ее дал охранник «Территории», но сегодня… Перечитав первую страницу, он засомневался. Это были его мысли. Мысли, изложенные пьяным человеком. А кто здесь у нас пьет? То-то же. Но все равно надо спросить, а только потом приступать к огранке.

Дима снова встал. Молоточки стихли, но теперь его тошнило. Сысоев подавил позывы рвоты и, пошатываясь, пошел в ванную. Писать сегодня он не собирался. Что я, лох? Надо узнать, откуда у него десять страниц текста, если он вчера написал от силы слов пятьсот.

* * *