Отказать Пигмалиону - Наталия Миронина

– А что? Я в его возрасте…

Что он делал в возрасте своего сына, Алексей Владимирович уже помнил плохо – все силы, весь дух у него ушел на овладение приемами подковерной игры. Без этого умения усидеть в кресле столько лет ему бы не удалось.

Варвара Сергеевна думала о том, что средний сын – Юра – тоже студент, но только уже факультета журналистики МГУ, уж точно ни минуты бы не задержался в родительском доме. Характеры у сыновей были разные – Вадим был «вещью в себе», молчаливым, неприветливым. Юра же легкий, улыбчивый, разговорчивый, всегда находил хорошие слова для всех вокруг без исключения, умел занять беседой как друзей родителей, так и однокурсников и случайных знакомых. Юра так мог рассказать забавный эпизод, что было не только интересно, но становилось очевидно, что сам Юра – человек, умеющий видеть то, что на поверхности не лежит.

– Он светский человек, весь в меня, – любила говорить Варвара Сергеевна, ласково поглядывая на сына. Чего греха таить, Юру она любила больше. Вернее, с ним она всегда находила общий язык, всегда его понимала. В то время как с Вадимом ей было тяжело и непонятно. Его вечная угрюмость ее пугала и раздражала. Красивые девушки Юры пестрой, веселой чередой шли через их кухню и гостиную, оставляя в душе матери гордость за выбор сына и беспокойство из-за его любвеобильности.

– Скажи, ты насколько серьезно относишься к Нине? – пытала она его очередной раз.

– Это к какой? – шутил сын.

– Брось, смотри не наделай глупостей! – притворно гневалась мать.

– Он просто бабник, – резюмировал отец опять же после рюмки коньяка.

Юра в отличие от Вадима учился плохо. У него были «хвосты» по всем основным предметам, но на факультете его любили и прощали очень многое. Большинство думало, что это из-за высокопоставленного отца. И зря, Юра действительно был приятен и обаятелен в своем разгильдяйстве. Наконец, он был просто красив.

Дочке Ане, позднему ребенку, исполнилось восемнадцать лет, и она только поступила на исторический факультет.

– Из нее историк, как из меня балерина, – сказал по этому поводу Алексей Владимирович, – все равно замуж выскочит, пошла бы, где попроще. Например, в педагогический.

– Величко свою Настю в МГИМО пристроили, а наша в учителя податься должна?

Семейство Величко, проживавшее двумя этажами выше, было и соперником Варвары Сергеевны, и ее жизненным ориентиром.

– Так она у них страшна как черт, – рубанул с большевистской прямотой Алексей Владимирович.

Это было не совсем правдой, просто по сравнению с Аней Настя Величко казалась простушкой. Аня же с ее светлыми, почти прозрачными глазами и жгучими темными волосами была эффектна, как кинозвезда. К тому же с идеальной осанкой балерины (четыре года в балетном училище при Большом театре, куда девочку устроили «по звонку»). Варвара Сергеевна дочерью была довольна. В меру начитанная, в меру подвижная, умеет спокойно стоять, сидеть и говорить. Замуж ее хотелось выдать поскорее, и даже жених на примете был. Внешне так себе, но весьма перспективный.

– Ты сошла с ума. Как она в него влюбиться может? – сказал Алексей Владимирович.

– Зато отец просто на деньгах сидит. И сынка в обиду не даст – рядом посадит.

– Посадит – слово при его должности может оказаться ключевым, – грубо пошутил Алексей Владимирович.

Дело в том, что отец предполагаемого жениха возглавлял хозяйственное управление одного министерства.

Аня, видимо, не догадывалась о планах матери, поскольку с периодичностью раз в месяц посещала закрытые культурные мероприятия с этим молодым человеком.

– Как тебе Игорь? – осторожно интересовалась Варвара Сергеевна.

– Да никак! Странный какой-то – молчит, сопит. Даже жалко его, – рассеянно отвечала Аня.

– Он хороший мальчик, воспитанный, – гнула свою линию мама.

Теперь, в эти обрушившиеся на их голову времена, женихи подобного сорта теряли в цене. Разговоры о нарушениях финансовой дисциплины в министерствах шли уже не первый месяц, а в газетах печатали раздражающие злорадное любопытство отчеты об обысках в домах хозяйственников.

Все эти беспокойные мысли мучили Варвару Сергеевну, поджидавшую мужа.

Когда звуки, доносившиеся с прудов, стали громче и отчетливее, когда стали слышаться взрывы бесцеремонного смеха, означавшие, что у коммерческих палаток, которые «украсили» периметр старых прудов, собралась шальная молодежь и под пиво, амаретто и спирт «Рояль» начала свой ночной досуг, в квартире Спиридоновых наконец открылась входная дверь.

– Леша, это ты?! – вскочила с кресла задремавшая было Варвара Сергеевна.

– А ты что, кого-то еще ждешь? – Муж аккуратно поставил портфель на пол в прихожей, и по этой старательности жена определила степень опьянения супруга. Степень была высокая.

– Опять?! Да вас только за пьянство надо гнать! У тебя же давление!

– Брось зудеть, накрой на стол! – «Расшифрованный» муж решил подавить возмущение народных масс своей грубостью.

– Я тебе так поразговариваю, – не растерялась Варвара Сергеевна, – я сейчас детей позову полюбоваться, какой ты с работы являешься!

– А я не с работы. Я из ресторана.

Варвара Сергеевна поняла, что случилось то, чего она так боялась. Мужа уволили.

На следующий день, пока спали поздно приехавшие из гостей Юра и Аня, пока Алексей Владимирович долго и негромко разговаривал по телефону в своем кабинете, Варвара Сергеевна вышла за покупками. Она торопливо, не желая ни с кем из соседей столкнуться в лифте, вышла из дома и пошла в магазин длинной дорогой. Во-первых, так было меньше шансов встретить знакомых, а во-вторых, надо же как-то сформулировать семейную легенду, в которую вписалось бы увольнение мужа. Варвара Сергеевна считала, что основой всего являются семья и дом, и от того, что обитающие в этом доме чувствуют, напрямую зависит их нравственное и физическое здоровье. Глядя на старшего сына, она каждый раз убеждалась в правильности своего кредо. Так случилось, что, как раз когда Вадим был в классе пятом, в доме сложилась нервозная обстановка. Алексей Владимирович ждал высокого назначения, злился по пустякам, покрикивал на домашних. Варвара Сергеевна, не проявив тогда должной мудрости, попыталась его приструнить и получила еще одну проблему в виде мелкой любовной интрижки. Супруг, подстегиваемый амбициями, решил, что роман с молоденькой комсомольской активисткой совершенно необходим для сохранения самоуважения. Глядя на вечерние отлучки мужа, на его бесчисленные командировки в какие-то подмосковные пансионаты и дома отдыха, Варвара Сергеевна отправила младших детей в санаторий на юг, а Вадима пришлось оставить дома – он дополнительно, факультативно учился в физико-математической школе и пропускать занятия не имел права. Старший сын и стал свидетелем всех скандалов. «Наверное, поэтому он такой замкнутый», – думала сейчас Варвара Сергеевна и гнала из воспоминаний то письмо, которое она накатала в слезах и в отчаянии. Письмо она сама передала начальнику Алексея Владимировича. Понятное дело, мужа вызвали на ковер, отчитали, назначение сорвалось, роман заглох. Лучше от этого в доме не стало – бойкот, который объявил Алексей Владимирович, как густой удушливый дым, заполонил дом. В этой атмосфере безмолвия Вадим делал уроки, завтракал, обедал. Варвара Сергеевна, мучимая раскаянием за свою несдержанность, внимания сыну уделяла немного. Ей было важно хоть как-то объясниться с мужем. Много позже Вадим, уже будучи студентом первого курса, на настойчивый вопрос матери, как у него дела с экзаменами, равнодушно бросил: