Тайна Кира Великого - Сергей Смирнов

И тогда я понял, что мои стариковские глаза все же не обманули меня и орел — орел великих Ахеменидов — появился у меня над правым плечом неспроста.

Чужеземец сидел за отдельным столом, у самого очага. Его богатое персидское одеяние темно-синего цвета с зо­лотым шитьем отбрасывало блики, словно спокойное море в ясный полдень.

Силк сам вызвался быть моей опорой, довел меня до стола и, подходя к гостю, все кланялся, так что меня качало из стороны в сторону, как в лодке.

Когда я сел за стол, мы посмотрели друг другу в глаза. Несомненно, передо мной был перс: прямое лицо, свет­ло-серые глаза и золотистые волосы. Однако не черты его, а скорее движения рук, плеч и торса (а затем, как я при­метил, и манера есть) выдавали в нем примесь скифских кровей. На вид можно было дать ему немногим больше тридцати лет. Он обратился ко мне на арамейском:

— Итак, ты — Кратон. Здравствуй!

— И я желаю чужестранцу здоровья и спокойных до­рог,— с осторожностью ответил я, — Но имени его не знаю.

— Мое имя ничего не скажет Кратону, слуге самого Пастыря,— с улыбкой сказал незнакомец.

— Значит, мне должен быть известен тот, кто тебя по­слал,— заметил я.

Перс отвел взгляд к огню и некоторое время задумчиво смотрел на пламя.

— Да,— тихо сказал он по-персидски, — Азелек.

Сердце чуть не выскочило у меня из груди прямо на стол, превратившись в блюдо, поднесенное персу. Я с тру­дом перевел дыхание, и, раз уж поверил своим глазам, ничего не оставалось, как только поверить теперь и ушам.

— Она жива?! — Я невольно заговорил на персидском наречии, и мое волнение чудесным образом улеглось.

Перс оторвал взгляд от огня.

— Нет,— по-скифски резко качнул он головой, — Ее дав­но нет в Царстве живых. Но я послан ею.

Он надолго замолк, и я тоже хранил молчание.

— Значит, ты готов, Кратон из Милета? — спросил перс, когда молчание переполнилось тревогой.

— Если боги желают вернуть мне молодость... и ногу, то готов,— был мой ответ.

Взглянув на мою «колонну», перс широко улыбнулся:

— То-то я заметил, что в Эктабане не хватает одной такой.

— То, чего там не хватает, подарено мне Камбисом, сыном Пастыря,— не желая шутить на эту тему, сказал я.

Действительно, царь персов Камбис лично распорядил­ся выделить для меня, калеки, молодой кипарис из двор­цового сада.

— Значит, ты, Кратон из Милета, готов исполнить по­следнюю волю Азелек? — сказал перс, перестав улыбаться.

— Последнюю волю? — изумился я, но размышлять над ответом мне вовсе не требовалось.— Если боги дадут мне силы...

— Ахурамазда даст тебе силы, Кратон! — вздохнув с об­легчением, проговорил перс. — Азелек хотела, чтобы ты, Кратон, написал о том, как умер Пастырь.

— Как умер Пастырь?! — несказанно удивился я, — Но ведь об этом знают все.

— Не лги, Кратон,— тихо проговорил перс. — Правду знаешь только ты.

Знал ли я правду?

Шум битвы раздался в моих ушах. Я услышал свист стрел и вопли умирающих. И увидел стаи тех скифских стрел, облака пыли и песка, окровавленные лица бессмер­тных, увидел вражеских коней — тысячи и тысячи — та­буны, обрушившиеся на нас, как горный обвал. И я увидел то предательское копье. И увидел глаза Пастыря, его го­лубые, как небо над горами, глаза. Он спокойно смотрел на то копье, летевшее прямо в его грудь.

— Ты знаешь правду, Кратон, — донеслось до меня.

И вдруг я увидел совсем иную картину. То была ночь, и в свете факелов ярко сверкали глаза Пастыря. Он стоял прямо передо мной, в трех шагах, одетый как эллин, а по персидским меркам — просто раздетый. В одном легком хитоне и без анаксарид. В его глазах не было гнева и бес­пощадной ярости, хотя перед ним стоял Кратон, подо­сланный к нему из Милета наемный убийца. Вокруг на дощатом полу царского дворца в Пасаргадах валялись тру­пы, стыли лужи крови, и я сам был весь изранен. В тот миг решалась моя судьба. Один стражник щекотал мне копейным острием кожу над кадыком, а еще двое тихонько жалили меня копьями в пах и печень. Пастырь пристально смотрел на меня. И вдруг мы оба одновременно расхохо­тались, и я порезал-таки шею о копье, но не почувствовал боли.

— Молодые многого не понимают,— вновь донесся до меня голос перса, — Они спрашивают, как мог великий царь, который властвовал над царями и странами, потерять свою жизнь т а к...

— Как? — спросил я.

— Как простой воин, — Тут перс потянулся ко мне через стол и добавил: — В бесполезной битве с невежественным народом. Безрассудно и даже глупо... если не знать воли Ахурамазды.

Я усмехнулся. Этот перс тоже был молод и многого не понимал.

— Ведь ты знаешь правду, Кратон,— в третий раз по­вторил он, заметив мою усмешку.

И тогда гордость моя пропала, и я понял, что сам не понимаю слишком многого. Я знал Пастыря, знал, как он смог умереть, но не понимал, как смог он подчинить страны от одного края мира до другого. Каким образом страны и цари подчинились тому, кто не имел в сердце ярости льва, а в поступках и делах — быстроты и зоркости орла, тому, кто был сыном миролюбивого отца и братом брата, который вовсе не жаждал власти.

— Мне нужно время,— сказал я персу, скрывая смуще­ние.

— Сколько? — спросил перс.

— Месяц. Или два,— ответил я наобум.

— Хорошо,— довольно кивнул перс. — Два месяца ни­чего не значат для двух тысяч лет. Потомки немного по­дождут. Я привез достаточное количество пергамента и луч­ших египетских чернил. Пиши на арамейском. Теперь о плате за труд. Когда ты, Кратон, закончишь работу, ты получишь шесть тысяч дариков.

И вновь мое сердце едва не выскочило из груди на стол, превратившись в скифское блюдо. Шесть тысяч да­риков! Этого золота хватило бы нанять целое войско, луч­ших беотийских или спартанских гоплитов, захватить с ними какую-нибудь не слишком людную область, основать город и спокойно властвовать на своем куске земли до конца дней.

— Почему ты не пришел ко мне хотя бы десять лет назад? — с тяжелым вздохом упрекнул я перса. — Тогда бы взял хоть драхмами, хоть кизикинами.

— Именно по этой причине,— хитро прищурился перс. — Десять лет назад у тебя не осталось бы времени на великую работу. Ты бы выпрашивал большой задаток, а потом растранжирил бы его в суете. Вот! — И на столе появился кожаный кошелек. — Две тысячи. Для начала хва­тит. Не пей много, Кратон.

— Это говоришь мне ты! — вспылил я.

— Нет. Так просила Азелек,— остудил он меня.

На другое утро в моем доме появилось два пергаментных свитка, каждый толщиной с полувековой кипарис, и два кирпича сухих египетских чернил. Уксусу для их разведения также хватило бы на писцов всех сатрапий.

Перс простился и уехал, сказав, что появится вновь ровно через два месяца, на закате.