Железный регент - Дарья Кузнецова

Тот кивнул, и я осторожно присела на табурет, стоявший у торца стола. Мужчины предпочли устроиться на лавках вдоль, а напротив меня оказался загадочный тип в плаще.

Я глубоко вздохнула и медленно кивнула, скорее своим мыслям, чем ему в ответ. Прикрыла глаза, устраивая на бедре старую, еще отцовскую лиру, легонько приласкала струны.

Послушаем, что скажет мир. Если, конечно, он пожелает со мной сейчас откровенничать…

Бардов часто считают ветреными, непостоянными. Может, зачастую все именно так и выглядит, но такому поведению есть объяснение. Мы слышим мир и подхватываем его настроение, а мир изменчив. Приходят и уходят путники, дни сменяют ночи, и вместе с этим меняемся мы. Меняемся только на поверхности, в глубине остаемся прежними, но кто способен заглянуть в эту глубину?

Мир отозвался. Сверкнула Искра. Заговорила лира. Запела я.

Сегодня мир — тот маленький клочок, что состоял из обеденного зала и людей в нем, — думал о дороге. Не той, что начиналась за дверью и которую топтали копыта лошадей, а той, которую мы никогда не замечаем. Каждое слово, каждая мысль и тем более поступок — это новый шаг по той дороге, новый поворот на извилистой тропе, новое распутье в бесконечном лабиринте. Неповторимая дорога жизни, рисунок пути по которой определяется нашим выбором.

В придорожных гостевых домах часто об этом думается. И постояльцам, и хозяевам, и самим домам.

Хоть вельможа и желал услышать мою Искру, прибегать к ней я не стала. Лишь совсем чуть-чуть, успокаивая окружающих и настраивая их на более мирный лад: после произошедшей сцены всем ее свидетелям и участникам стоило отвлечься.

Барды — это, пожалуй, самые «чистые», подлинные из данов, как на старом языке называли людей Искры. Музыка барда — отражение желаний мира и настроения слушателя. Видя их и используя данную богами Искру, мы можем воздействовать на людей. Менять настроение, влиять на здоровье, даже исправлять судьбу, подталкивая слушателей на верный путь. С одним ограничением: бард не может навредить. Нет, возможность такая есть, но Искра этого не выдерживает и гаснет, а следом за ней, как правило, погибает и опустевший сосуд.

На заре времен, когда Обжигающий Глину[7] создал мир и населил его людьми, сам мир показался создателю прекрасным, а вот люди разочаровали. Они должны были стать чем-то особенным, венцом и украшением его работы, но оказались скучны и обычны. И тогда бог обратился к своим сородичам за помощью.

Искру людям подарил Немой-с-Лирой[8] — бог, считающийся теперь покровителем искусств. Откликнулась и Идущая-с-Облаками, которая дала смертным Железо — кровь и силу земли, дарующую возможность изменять мир, не слушая его желаний. Возможность не только созидать, но и разрушать. И это закономерно: настоящее искусство способно нести лишь благо, а жизнь слепа, равнодушна и одинаково оделяет всем, что подвернется под руку.

Малые толики Железа, как основы жизни и Искры, как основы души, есть в каждом человеке, но когда чего-то одного заметно больше — получается дан или фир.[9] Именно поэтому дан никогда не сумеет управлять Железом, а фиры не имеют силы настоящей Искры.

Я пела долго и с облегчением чувствовала, как из людей по капле выходят напряжение и страх. Зазвучали голоса, замелькали улыбки, засновали между столов хозяйские дочери — три сестры, молоденькие и хорошенькие, выполняли в этом семейном заведении работу подавальщиц. И, что уж там скрывать, они были приманками для гостей: смешливые, бойкие, одним своим видом внушающие мужчинам желание заглянуть сюда еще раз. Дурного себе с хозяйскими дочками никто из постоянных гостей, ясное дело, не позволял, приходили больше поглазеть и поговорить. А на тех, кому вино застило разум, мог повлиять младший брат хозяина — тихий дурачок, разумом навсегда застрявший в детстве, но зато наделенный воловьей силой, который на вытянутых руках выносил буянов за дверь и аккуратно усаживал в широкую лужу сбоку от дома, в которой резвились хозяйские хрюшки.

Закончила я по повелительному жесту вельможи, который проявил вежливость и прервал меня, только дождавшись паузы.

— Я рад, что не ошибся в тебе, бард Рина. Будь готова на рассвете. Провиант, постель и прочее с собой не бери, только дорогие тебе личные вещи и смену одежды: ровно столько, чтобы хватило добраться до столицы.

Я только покладисто кивнула, не загружая спасителя лишними подробностями. У меня всего имущества и было — несколько отцовских книг, лира да немного одежды. Деньги, которые хозяин гостевого дома исправно платил за игру, я старательно копила, надеясь через несколько лет собрать достаточную сумму, чтобы перебраться в город и продолжить обучение. Нужно отдать хозяину должное, был он со мной честен и не обижал. Давал столько же, сколько давал бы любому барду, за вычетом достаточно скромной суммы за постой и еду.

Перед декатором вот только не вступился, но за это я не могла его винить: во-первых, я ему не дочь, а во-вторых, я действительно сама нарвалась. Ничего не могла с собой поделать — над пьяными выходками этого типа каждый раз потешался весь город, а я слишком чутко в этот раз отнеслась к настрою посетителей, вот и спела о том, как «один сильный животом воин на коленях признавался в любви лошади, и даром бы кобыле — жеребцу». Случилось это вчера, на глазах половины декаты, а сегодня стало любимой темой для разговоров и причиной (или только поводом?), по которой один из благородных горожан отказал декатору от дома. Все бы ничего, но на дочку горожанина офицер имел виды, так что сегодня он пребывал в отвратительном настроении. Мне стоило бы придержать язык, но вдохновение — капризная штука, и воспротивиться миру в тот момент я не сумела: этому тоже нужно учиться.

Следуя примеру своего господина, остальные его спутники разом поднялись из-за стола и, провожаемые одной из девушек, отправились в заднюю часть дома, где находились гостевые комнаты.

Стоило тихо шуршащей занавеске из крупных деревянных бусин, нанизанных на прочные нити, сомкнуться за спинами гостей, как ко мне, воровато оглядевшись, подошел хозяин заведения, Лат Большая Крыша. Он следил за порядком в зале, занимал страждущих разговорами, подливал печальным вина — в общем, исправно исполнял свои обязанности.