Рябиновое солнце - Станислав Востоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вон, — я ткнул топором в небо, — на ворону смотрю.
Анна Петровна приставила ладонь ко лбу.
— С голоду, наверное, листья жрет.
— Не, — говорю, — играет.
— Ишь! — удивилась Анна Петровна. — Прямо как моя Мурка! Ладно, пойду в магазин. А ты бы все-таки дрова доколол.
Стал я все-таки дрова докалывать, но нет-нет да и посматривал в небо. Уж больно интересная попалась ворона!
Поленья подходили к концу, когда она бросила свой истрепанный лист. Я поднял воронью игрушку и подкинул повыше. Кружась и переворачиваясь, лист полетел к земле.
— Ты что же опять дрова не колешь?
В калитку вошла Анна Петровна с полной сумкой.
— Так я уже наколол, сейчас буду увязывать.
— Увязывай, милый, увязывай. Мы не вороны, чтобы все время играть.
Увязал я дрова, сложил в сарай, а потом снова поднял дырявый лист.
Посмотрел я на него и решил, что такому листу самое место в книге. И написал про него рассказ. Вот этот самый.
В воздухе летают желтые и красные листья. Они похожи на стаю бабочек. Так и кажется, что вот-вот сядут на цветы: флоксы и гладиолусы. Только цветов давно уже нет, потому что сейчас поздняя осень. И, покружив в небе, «бабочки» опускаются на черную землю, которую совсем скоро покроет белый снег.
Мы с Митричем шли от автобусной остановки с полными сумками. На полпути мы решили передохнуть и поставили их на землю. Митрич зябко поежился.
— Снегом пахнет!
Я пожал плечами.
— Ничего не чувствую.
— Пахнет, пахнет, — кивнул Митрич. — Есть в воздухе некое снежное ощущение.
Отдохнув, мы подняли сумки и пошли дальше.
А к вечеру и правда выпал первый снег. Я зачерпнул его ладонью и понюхал. Он пах печным дымом, холодом и опавшими листьями.
Вечером Анна Петровна принесла из магазина пакет с селедкой.
Утром приходим на кухню — а селедки нет.
Вышли во двор. Глядим, в снегу под окном появилась неровная дорожка и птичьи следы.
— Вороны утащили, — говорю.
Пошли мы по этой дорожке. Смотрим, возле калитки вороньи следы превратились в кошачьи.
— Тут у них какой-то кот селедку отобрал. Они пытались его отогнать, да не сумели.
Вышли на улицу. У колодца кошачий след сворачивал в сторону, а рядом снег продавили собачьи лапы.
— Здесь кот какую-то собаку увидел и рыбу бросил.
Недалеко от магазина к собачьим лапам прибавились следы сапог, которые исчезали за калиткой Тимофеева.
Посмотрев через забор, мы увидели и самого продавца.
— Доброе утро, — сказала Анна Петровна, — ты пакета с селедкой не видал?
— Так это ваш? — удивился Тимофеев. — Я его у Балбеса отнял. — Он кивнул на конуру. — Там еще полрыбы осталось. Возьмете?
Посмотрели мы на изжеванный пакет и решили, что брать его, конечно, не будем.
— Одного не пойму, — сказал продавец, — как этот разбойник к вам на кухню залез?
Тут я объяснил Тимофееву, что случилось на самом деле.
— Ну детектив! — усмехнулся он. — Ладно, Петровна, пойдем, я тебе другую селедку дам.
Они пошли в магазин, и Анна Петровна вернулась с новым пакетом рыбы.
А Тимофеев потом еще долго смеялся. Он назвал эту историю круговоротом селедки в природе.
Если с улицы доносится тонкий, еле слышный присвист, это значит, что наступила настоящая зима.
Он говорит о том, что без шапки уже из дома не выйдешь, что мир за окном покрыт снегом и льдом. И еще он, конечно, говорит о том, что к нам во двор прилетели снегири!
Летом рябины почти незаметно. Так, мелкие листья, желтые ягодки. Но чем меньше светит солнце, тем ярче становится рябина. Наконец, зимой, когда мир снизу белый, а сверху серый, она загорается в полную силу.
И если в иной день разойдутся тучи, то вспыхнет над нами сразу два солнца. Небесное и земное. Рябиновое.
Зимой повесил я на яблоньку дырявую железную банку и насыпал в нее семечек.
Первыми у кормушки появились синицы. За ними прилетела стайка воробьев. Сначала передрались из-за того, кому первому залезть в банку, а потом выяснилось, что семечки они не любят.
Через несколько дней я увидел на яблоньке снегирей. Они неторопливо клевали зерно и соседям старались не мешать.
К концу недели под банкой начали собираться вороны: подбирали то, что обронили другие птицы. Пробовали добраться до кормушки, да не вышло: тонкие ветви не выдерживали вороньей тяжести.
А к исходу зимы на яблоньку прилетел ястреб. Интересовался он, конечно, не семечками, а синицами. Но на него тут же с громким карканьем налетели вороны.
Увидев, как они гонят ястреба к лесу, Митрич сказал:
— Вороны — наша противовоздушная оборона!