Джек Ричер: Часовой - Эндрю Чайлд

— Вы ничего не понимаете в музыкальном бизнесе, — покачал головой гитарист.

— Ну так объясни, чтоб я понял.

— Зачем?

— Зачем? Затем, что я прошу тебя. Мне просто нравится узнавать что-то новенькое, учиться. Учение — свет.

Гитарист поставил футляр с гитарой на землю:

— Да что тут объяснять? Такое происходит постоянно. И с этим ничего не поделать.

— У музыкантов нет никаких прав, — сказала певичка и положила руку гитаристу на плечо. — Все зависит от хозяина заведения.

— Неужели у вас нет человека, который помог бы вам добиться справедливости? Импресарио, там… Или агент. Разве у музыкантов не бывает таких людей?

Гитарист покачал головой:

— У успешных, может быть, есть. А у нас нет.

— Пока, — добавила певичка.

— Ну а в полицию обратиться?

— Нет уж, — сказала певичка и отряхнула карман куртки. — Только не полиция.

— С полицией связываться себе хуже, — поддержал ее гитарист. — Пойдут слухи, что с нами всегда проблемы, никто не захочет нас приглашать.

— А что толку, когда приглашают и не платят?

— Толк в том, что мы должны выступать. Чтобы люди нас слушали.

Певичка постучала себя по уху:

— Как про нас узнают, если никто не слышит, как мы играем?

— Пожалуй, — согласился Ричер и помолчал. — Хотя, честно говоря, вам надо подумать о том, какой сигнал вы посылаете.

— Да какой еще сигнал! — Гитарист прислонился плечом к стене. — Проглотить и смириться. Больше нам ничего не остается.

— Может, хоть так пробьемся, — сказала певичка. — В конце концов.

Ричер на это ничего не сказал.

— Что молчите? Считаете, мы не правы?

— Может, я что-то не очень понимаю, — сказал Ричер и перевел взгляд на гитариста. — Но внутренний голос мне подсказывает, что вы всем своим видом говорите владельцам клубов: мол, обдирать нас как липку — это нормально. Мы, мол, сами рады-радешеньки, что нам ничего не платят.

— Чушь собачья, — сказала певичка. — Терпеть не могу, когда мне не платят. Что может быть хуже?

— А вы ясно дали ему понять, чего от него хотите?

— Конечно, — ответил гитарист и выпрямился. — Еще бы. Я потребовал, чтобы он заплатил. Он сделал вид, что собирается это сделать, и пригласил в свой кабинет. Только там нас ждал какой-то мордоворот. Вышибала. Огромный такой. Наверно, они заранее договорились обо всем, потому что хозяин ничего ему даже не говорил. А тот не ждал приказа. Сразу схватил меня за руку. За левую. — Он поднял левую руку для наглядности. — Ну вот, схватил за руку и прижал к письменному столу, где была такая металлическая пластина. Вся в зазубринах и вмятинах. И покрыта пятнами. В общем, прижал к ней руку, а хозяин обошел вокруг стола и открыл верхний ящик. И достал молоток. С гвоздодером с другой стороны. И этим гвоздодером расправил мне пальцы, чтоб растопырены были во все стороны. А потом и говорит: выбирай, что лучше — я тебе заплачу, но пальцы переломаю. Один за другим. Или же отпущу целеньким, но без денег.

В голове Ричера чей-то голос зашептал: да плюнь ты на все это и иди своей дорогой. Тебе что, чужих проблем не хватает? Но тут он вспомнил, как ярко, как виртуозно пела гитара этого парня. Вспомнил, как следил за пальцами музыканта, совсем не похожими на его собственные. Быстрые и изящные, как красиво, как искусно они бегали по струнам! И представил себе отморозка, который схватил его за руку. Хозяина, ловко орудующего молотком. И не двинулся с места.

— А хотите, я вернусь туда, — предложил Ричер. — Помогу хозяину рассмотреть вопрос под несколько другим углом. Может, он согласится и пересмотрит свою точку зрения на ваш гонорар за сегодняшний вечер.

— А у вас получится? — спросила певичка; по лицу ее было видно, что она не очень-то ему верит.

— Мне говорили, что я порой бываю очень убедителен.

— Но вы ведь тоже можете пострадать.

— Ну это вряд ли.

— У него молоток, — сказал гитарист и переступил с ноги на ногу.

— Не думаю, что дело дойдет до молотка. Но даже если и так, проблем не будет. Ну что, попробовать? Вам все равно терять ничего.

— Ну не знаю… я…

— Благодарю вас, — перебила его певичка. — Мы будем благодарны за любую помощь. Только будьте осторожны, пожалуйста.

— Я всегда осторожен. А теперь расскажите про гитару. Про вашу хорошую запасную. Он в самом деле забрал ее?

— Этот мордоворот забрал, — сказал гитарист. — Типа того. Из кабинета он пошел за мной и вырвал ее у меня из рук. И швырнул ее на лестницу в подвал, а сам посмотрел на меня таким диким взглядом, будто хотел сказать: ну что, слабо спуститься и поднять ее?

— И ты оставил ее там?

Гитарист отвернулся.

— Ладно, не переживай. Ты все сделал правильно.

Ричер помолчал.

— Дорогая? — спросил он.

— Где-то штука баксов, не знаю. — Гитарист пожал плечами. — Для меня это очень много.

— А хозяин с молотком? Как его зовут?

— Локхарт. Дерек Локхарт.

— Сколько обещал вам заплатить?

— Две сотни долларов.

— Хорошо. А кроме Локхарта и того, кто был с ним в кабинете, и кроме бармена, кто еще там работает?

— Больше никого.

— Нет, есть еще мальчишка, который убирает столики, — сказала певичка. — Он обычно торчит на улице, травку покуривает.

— Кто-нибудь еще?

— Нет.

— Какое-нибудь оружие видели в помещениях?

Они переглянулись и помотали головами.

— Ну что ж, тогда ладно. Как найти кабинет Локхарта?

— Он на втором этаже, — сказал гитарист. — А лестница за туалетами.

У барной стойки в одиночестве посасывал из бутылочки пиво последний посетитель. Бармен помахивал облезлой метлой между столиками и сценой. Больше на горизонте никого не было видно, и Ричер направился по проходу, мимо туалетов, к лестнице и поднялся наверх. Оказавшись на узенькой площадке, он увидел дверь. Она была закрыта. И за ней слышался чей-то голос. Мужской, сомневаться не приходилось, но слов было не разобрать. Человек говорил негромко. Ритмично. Словно что-то подсчитывал. Возможно, недельную выручку. Значит, скорей всего, закрыто на ключ. Ричер взялся за ручку. Повернул. И одновременно двинул в дверь плечом. Она подалась легко, только деревянные щепки полетели во все стороны.

— Простите, джентльмены, — сказал он, шагнув в комнату, и отшвырнул кусок дерева обратно к изуродованной раме. — Я не знал, что тут заперто.

Комнатка оказалась совсем крохотная. Не кабинет, а какой-то шкаф. За столом, едва втиснувшись между ним и стенкой, плечом к плечу сидели двое. Один нормального размера — скорей всего, сам Локхарт. Второй — обрюзглый гигант, морда ящиком, — точно вышибала. Оба так и застыли на стульях, сидели не двигаясь. А вся поверхность стола была завалена кучами измятых, сальных банкнот.