Пустырь Евразия - Сергей Лавров

Едва он поднялся на пролет, как внизу послышался глухой топот. Филер с глазами бойцовского пса, сжав кулаки, несся к нему по коридору от парадного, выбивая из синего ковра золотистые облачка пыли. Авенир открыл было рот, дабы объясниться, но испугался и проворно дернул вверх по лестнице, в анфиладу комнат усадьбы «Жерновка», распахивая дверь за дверью, сбив с ног какую-то девчонку в переднике. Филер, которого охранник на крыльце называл Михалычем, по-боксерски сопя, быстро настигал его и уже протянул жилистую руку, чтобы схватить за ворот. Можаев отчаянно рванулся, проскочил в еще одну двустворчатую дверь и, не вполне понимая, что делает, обеими руками толкнул створки за спину.

Раздался глухой стук, за ним — стон и сдавленное ругательство. Авенир по инерции выбежал на середину комнаты, затормозил, шаря глазами по стенам в поисках выхода. Увы! Анфилада закончилась! Это был тупик! Он повернулся в растерянности, чтобы встретить смерть лицом к лицу. Михалыч с мычанием протиснулся в двери, держась за голову. И тут в комнате раздался заливистый женский смех, тотчас, впрочем, оборвавшийся.

Михалыч остановился у дверей. Авенир перевел дух, отступил к стене для пущей безопасности, пригладил встрепанные волосы, оправился и огляделся.

Комната была большой, в шесть окон по фасаду. Она занимала, верно, треть дома в длину. У открытого не по-русски окна стояла маленькая задорная блондинка в атласных шортах и топике нежно-салатного цвета. На ее красивом, страстном, но чрезмерно волевом лице еще играла улыбка, но девушка изо всех сил старалась ее спрятать. Справа от блондинки у журнального столика сидели в уютных креслах двое мужчин. Толстый седоволосый хозяин с могучим торсом и крупным властным профилем, откинувшись, мрачно сосал сигару, роняя пепел на светлые брюки. Его партнер, поджав коленки, морщился от табачного дыма и, когда толстяк не видел, быстро махал перед носом ладонью. Строгое лицо партнера, даже не лицо, а лик, как сказал бы Авенир, будто снято было со старорусской иконы — темное, худое, с глубоко посаженными печальными и мудрыми глазами. И одет он был во все темное.

— Как всегда, бестактность… — вздохнув, сказала стройная, ярко накрашенная женщина, сидевшая на диване в дальнем углу, и погладила тонкой рукой узкое красивое колено.— Конечно, меня можно оскорблять, унижать… Но не в такую минуту!

Она специально сидела отдельно ото всех, стараясь держаться подальше от блондинки — такой молодой, такой блистательной.

— Белла, не начинай. Никто тебя не трогает! — устало проговорил седоволосый.

— Конечно! Это же не ее ребенок! И тебе до него нет никакого дела!

— Хватит!

Михалыч опустил руки по швам и пошаркал ногой, расправляя складку на ковре. Молодая женщина заулыбалась, фыркнула, сдерживая смех, и пышная грудь ее затряслась. Домашний цербер скрипнул зубами и выразительно посмотрел на Авенира.

— Михалыч, ну что там? — нетерпеливо спросил седой, как будто не замечая нежданного визитера, и нервно ткнул длинный окурок в полсигары в тяжелую серебряную пепельницу.

— Жулье одно, Юрий Карпович. Я же говорил вам, что толку не будет.

— Это Вероника все со своими заморочками… — скривился Юрий Карпович, толстыми пальцами расстегивая ворот льняной рубахи и массируя могучую, но уже дряблую шею.

— Да, Вероника! — вызывающе повернулась к нему блондинка.— Я хоть что-то сделала, не сидела и не успокаивала себя болтовней! Как же! Сын знаменитого Юрки Бормана должен уметь постоять за себя! С ним ничего не может случиться! Может! С каждым может, и ты сам это знаешь!

Юрий Карпович поморщился и сделал Михалычу знак рукой. Глаза дворецкого вспыхнули, он тут же сгреб зазевавшегося Авенира, зажал ему голову под мышкой и поволок к выходу.

— Стойте! — закричал, упираясь, Можаев.— Я видел вашего сына! Мне награда нужна! Я видел! Честное слово! Ваш сын у корейцев… У китайцев… Я не знаю, кто они… А-а-а!

— Стой! — в один голос крикнули Вероника, Юрий Карпович и его худой партнер в черном.— Назад, Михалыч!

Михалыч уже выволок Авенира за дверь и теперь с сожалением ввел обратно в комнату.

— Рассказывайте! — нетерпеливо подскочила к нему Вероника, сжав пальцы в кулачки.

Атлас на ее груди переливался, как волны Финского залива, и пахло от нее вкусно. Взгляд ее мимо воли задержался на голубых глазах Авенира, столь необычных на смуглом лице, под темными космами.

— Нет! — властно остановил ее Юрий Карпович.— Михалыч, позови опера.

Воцарилась неловкая пауза. Авенир потирал придавленную шею.

— Скажите, по телефону я с вами разговаривал? — брюзгливо, безо всякого пиетета спросил он хозяина.

— Вы разговаривали с моим секретарем,— сухо ответил Юрий Карпович в сторону, недовольный, что к нему обращаются напрямую.

— У вас какой-то грубый и бестолковый персонал! И вы тоже… Можно, я сяду?

Авенир Можаев ни перед кем не заискивал, отчего и не задерживался надолго ни на одной работе. Он этим гордился и хранил в памяти довольно длинный список фирм, в которых после беседы с шефом ему порекомендовали найти другое место.

Юрий Карпович изумленно воззрился на Авенира, ничего не ответил и взял новую сигару. Авенир переступил с ноги на ногу, дернул себя за указательный палец и сел у дверей на мягкую треугольную банкетку модернового стиля. Блондинка Вероника наблюдала за ним насмешливо и высокомерно из-под длинных накрашенных ресниц, а суровый партнер смотрел пристально, испытующе. Белла вышла из угла, сутулясь, нервно прошлась по комнате, заламывая за спиной длинные пальцы и похрустывая костяшками. Узкое платье ее шуршало подолом по коврам. Вероника бросила ей в спину взгляд, полный презрения и яростной женской ненависти.

Явился Михалыч в сопровождении невысокого грузного человека с необъятно широкой грудью, толстыми конечностями и квадратной головой. «Мону-мент», — подумал Авенир и улыбнулся удачному сравнению. Монумент тут же зацепил боком изогнутую напольную вазу, которую Михалыч аккуратно возвратил на прежнее место. В лобной части мощного черепа опера под кожей бугрился костяной нарост — верный признак бульдожьего упрямства.

В комнате образовались две группы — Авенир с Михалычем и Монументом в углу, как на сцене, и остальные, в стороне, непричастные, как зрители в театре. Они будто отгородились невидимым стеклом. Хозяин слегка кивнул, после чего уставился в пол, весь обратившись в слух. Монумент в свою очередь надменно кивнул Авениру и сказал, сдерживая раскаты знакомого громового голоса, того самого, который Можаев слышал внизу, в прихожей:

— Выкладывайте.

— Вы только не подумайте, что я проходимец,— начал Авенир с самого главного.— У меня высшее образование. Просто ввиду определенных стесненных обстоятельств… Впрочем, раз так, я готов и от вознаграждения отказаться. У вас, наверное, тоже расходы большие. Главное — ведь найти вашего мальчика, верно? Так вот, я видел его позавчера в Евразии… Так я одно место называю. Он был не один, с ним были двое ребят… Скорее мужчин, этих вьетнамцев, которые живут в общежитии.