Хранитель пчел из Алеппо - Кристи Лефтери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Посмотри на этих маленьких воинов, – говорила Афра, когда приезжала на пасеки с Сами, крохотным кульком в ее руках. – Посмотри, как они трудятся, даже когда все кругом погибает.
Афра всегда молилась о дожде, потому что боялась песчаных бурь и засухи. В такие дни мы видели с веранды, как небо над городом становилось лиловым, слышали, как свистел воздух. Афра бегала по дому, закрывала двери, окна и ставни.
По субботам мы ездили к Мустафе на ужин. Они с женой готовили вместе: кузен скрупулезно взвешивал каждый ингредиент или специю, словно бы одна крошечная ошибка могла испортить все блюдо. Дахаб была высокой женщиной, примерно одного роста с мужем. Она стояла рядом с ним и качала головой, как если бы перед ней был Фирас или Айя.
– Поторопись, – говорила она. – Такими темпами мы будем ужинать в следующую субботу.
Во время стряпни Мустафа напевал мелодии и каждые двадцать минут выходил во двор на перекур – стоял под цветущим деревом и пожевывал сигарету.
Я присоединялся к нему. В такие минуты он был молчалив, его глаза блестели от кухонной духоты, а мысли блуждали где-то далеко. Мустафа задолго до меня стал подозревать худшее, и я замечал на его лице новые морщины.
Они жили на нижнем этаже многоквартирного дома, а двор был с трех сторон огорожен стенами соседних зданий, благодаря чему сохранялась тень и прохлада. С верхних балконов доносились звуки: обрывки разговоров, музыка, приглушенный шепот телевизоров. Во дворе рос виноградник с гроздьями ягод; одну стену закрывала шпалера, увитая жасмином, а на другой висела полка с пустыми банками и кусками медовых сот.
Большую часть двора занимал металлический стол, стоящий под лимонным деревом, по углам висели кормушки для птиц, а на квадратном участке почвы Мустафа выращивал травы. Многие зачахли от нехватки солнца. Я смотрел, как кузен растирает между пальцами цветок лимона и вдыхает аромат.
Во время таких тихих субботних вечеров он много размышлял, его мысли не могли обрести покоя.
– Ты когда-нибудь представлял себе другую жизнь? – спросил он однажды.
– О чем ты?
– Иногда мне страшно думать, как могла повернуться моя жизнь. Что, если бы я сидел в офисе? А ты бы послушал отца и работал в магазине тканей? Нам стоит за многое быть благодарными.
Я ничего не ответил. Моя-то жизнь могла повернуться как угодно, но Мустафа ни за что не попал бы в офис. Его мрачные мысли были навеяны чем-то другим, он боялся потерять все, словно на ухо ему нашептывало предсказания само будущее.
К негодованию Мустафы, его сын Фирас сидел за компьютером, не желая помогать с приготовлением пищи.
– Фирас! – звал Мустафа, возвращаясь в кухню. – Вставай, пока не прилип!
Но тот и не думал уходить из гостиной, сидя на плетеном стуле в своей футболке и шортах. Этот долговязый и лохматый двенадцатилетний парнишка с удлиненным лицом улыбался в ответ отцу так, как скалится борзая салюки, которую можно увидеть в пустыне.
Айя, всего на год старше брата, брала за руку Сами и помогала накрыть на стол. Тогда ему исполнилось три, и он вышагивал, как маленький человечек с важной миссией. Она давала ему пустую тарелку или чашку, чтобы он чувствовал сопричастность. У племянницы были длинные золотистые волосы, как у матери, и, когда Айя наклонялась, Сами тянул ее за кудряшки и смеялся, видя, какие они упругие – точно пружинки. И вот мы уже все помогали, даже Фирас, которого за худую руку стаскивал со стула Мустафа. Мы выносили во двор дымящиеся блюда, разноцветные салаты, соусы и хлеб. Иногда готовили суп с красной чечевицей и сладким картофелем, приправляя кумином, или же говядину с кабачками, фаршированные артишоки, рагу с зеленой фасолью, салат с булгуром и петрушкой или шпинат с кедровыми орешками и гранатом. Затем была пахлава в медовом сиропе и сладкие пончики аль-лугаймат или консервированные абрикосы, приготовленные Афрой. Фирас болтал по телефону, а Мустафа выхватывал трубку из его рук и прятал в пустой банке, но никогда по-настоящему не злился на сына – даже в споре между ними сквозила ирония.
– Когда я смогу забрать телефон? – спрашивал Фирас.
– Когда снег в пустыне выпадет.
На столе появлялся кофе, и Фирас забирал телефон.
– В следующий раз я положу его вовсе не в пустую банку! – угрожал Мустафа.
Во время кухонных хлопот и застолья Мустафа всегда был счастлив. Позже, когда садилось солнце, нас окружал аромат ночного жасмина, воздух становился густым и неподвижным. Кузен опускал голову в раздумьях, и я понимал, что тишина и темнота приносили с собой эхо будущего.
– Что такое, Мустафа? – сказал я однажды вечером, когда Дахаб и Афра загружали после ужина посудомойку. Веселый смех Дахаб улетал мимо окон в ночное небо. – В последнее время ты сам не свой.
– Политическая ситуация совсем плоха, – сказал он.
Я знал, что Мустафа прав, хотя никто из нас не хотел об этом говорить. Кузен затушил сигарету и тыльной стороной ладони потер глаза:
– Скоро станет и того хуже. Мы ведь знаем это, да? Но пытаемся жить как прежде.
Мустафа затолкал в рот пончик, словно подчеркивая свои слова. Стоял конец июня, а в марте уже началась гражданская война и протесты в Дамаске, принесшие в Сирию волнения и жестокость. Должно быть, я опустил взгляд, и Мустафа заметил на моем лице тревогу. Когда я снова поднял глаза, он улыбался:
– Вот что, давай-ка создадим для Айи новые рецепты? У меня есть несколько идей. Как тебе эвкалиптовый мед с лавандой?
Его глаза засверкали, когда он принялся обдумывать новый вид мыла. Он позвал Айю с ноутбуком, чтобы вместе разработать точный состав. В то время ей было всего четырнадцать, но Мустафа решил ее всему научить. Айе нравилось играть с Сами – тот просто обожал ее! Он бегал за ней хвостиком и постоянно выискивал ее своими большими серыми глазами. Того же цвета, что у его матери. Как камень. Такие бывают у младенцев, до того как измениться и стать карими. Однако его глаза не изменились, но и не поголубели. Сами повсюду ходил за Айей, тянул за юбку, тогда она брала его на руки и показывала птиц у кормушек, насекомых и ящериц, которые ползали по стенам и бетонному дворику.
В каждом новом рецепте Мустафа и Айя внимательно подбирали пигменты и кислоты, минералы каждого вида меда, чтобы создать «идеальную комбинацию», как говорил кузен. Они смотрели на густоту