Крестовый поход Махариуса - Вильям Кинг

Антон указал на большой вербовочный плакат, наклеенный на стену дома. На нем был изображен гвардеец в униформе, с героическим видом всматривающийся в далекий горизонт. Если вы тоже с Велиала и примерно одних лет со мной, то должны помнить таких гвардейцев. В то время они красовались на каждой улице.

— Можем пойти в Гвардию, — сказал Антон. — Стать космическими десантниками.

— Почему бы тебе не заткнуться? — ответил я.

Антон годами донимал нас призывами вступить в Имперскую Гвардию. Это была его мечта. Он вынул из кармана комбинезона книжку — потрепанную, с загнутыми углами, без обложки. Антон поднял ее с той же почтительностью, с какой люди держат молитвенники в соборах. Думаю, для него она была чем-то вроде сакрального предмета, в котором другие видели просто дешевый пропагандистский роман, печатаемый и распространяемый миллионными тиражами правительством планеты. Должно быть, Антон прочел ее сотню раз. Поразительно: он с трудом мог прочитать инструкцию, шевеля губами и водя пальцем по идеограммам, но продолжал и продолжал возвращаться к этой дурацкой книжонке.

— Нет! Мы можем вступить в Гвардию и стать космическими десантниками. Тогда-то Топор нас не тронет.

Я видел, как сильно ему нравится эта идея. Нам с Иваном, если говорить начистоту, она тоже начинала нравиться.

Антону было приятно думать, что он может превратиться в кого-то другого, в кого-то сильного, кого-то значимого. Стать недосягаемым для людей вроде Топора — это было такой огромной мыслью, какую только могла выдержать его голова без риска лопнуть.

— И как сделать это прежде, чем парни Топора разыщут нас? — оскалился я. Я говорил так громко, что на нас стали оглядываться.

Пространство вокруг нас расчистилось. Казалось, будто я только что признался, что у нас троих заразная болезнь.

— Легко, — ответил Антон. — Идем в вербовочный пункт, подписываем бумаги и даем клятву Императору.

— Что насчет договора с машинной гильдией? — поинтересовался я. — Они не любят, когда с ними разрывают контракт.

— Гвардия всегда ищет добровольцев и не задает лишних вопросов. Им не важно, есть ли у тебя контракт с гильдией. Им не важно, ищут ли тебя арбитры. И, говорят, лучше шагнуть вперед добровольно, не дожидаясь, пока твой номер выпадет в лотерее призывной квоты.

— Ты знаешь, а он прав, — тихо произнес Иван.

— И ты туда же?! — сказал я. — Хочешь пойти в солдаты?

— Почему нет? Неохота сидеть тут и ждать, пока нам отрубят руки, — сказал Антон.

Мы приближались ко входу на завод. Я увидел охранников с оружием и значками, стоящих под громадными истершимися от возраста изваяниями Промышленности и Производства, которые высились по обе стороны железной ограды ворот. При их виде я начал чувствовать себя чуть в большей безопасности. Даже психопат вроде Топора ничего не сделает нам, пока мы на работе. Разногласия с машинной гильдией даже для людей вроде него сулили серьезные проблемы. Гильдия ревностно относилась к защите своей собственности и свободному распространению своих товаров. Спросите хотя бы у сектантов, которые пытались организовать профсоюз, — если найдете их. Можете начать поиски со дна сточных канав. Скорее всего, именно там вы и отыщете их тела.

Я взглянул на друзей как на пару идиотов, пытающихся уговорить меня подписать себе смертный приговор.

— Потому что на самом деле все не так, как в книжке Антона. — Я по сей день горжусь тем ядовитым сарказмом, с которым произнес слово «книжка». — В Гвардии враги Императора стреляют в тебя настоящими болт-снарядами и настоящими лазерными лучами, и никто не выживает в тех героических последних боях, о которых так любит рассказывать Антон.

— Откуда тебе знать? — спросил Антон. — Ты хоть в одном бою бывал?

Справедливый вопрос, и задан он был искренне.

— А ты когда-то видел кого-то, кто бы его пережил?

Антон пожал плечами:

— Все они не с этой планеты. Или космические десантники.

Он произнес это таким тоном, как будто сказал, что они отправились на небеса.

— Разуй глаза, Антон! — не выдержал я. — Как думаешь, откуда все эти нищие калеки, которых ты видишь на каждом углу? Как думаешь, где Безногий Гарри потерял коленные чашечки? И они еще везунчики. Спроси их сам! Я спрашивал.

— Значит, ты любишь болтать с нищими, которые отлично умеют травить байки, — сказал Антон.

— А ты любишь читать идиотскую пропаганду, — парировал я. — Нет, давай выражусь иначе: одну и ту же идиотскую пропаганду снова и снова.

— Она не идиотская, — ответил Антон. Его по-настоящему ранили мои слова, но я был слишком зол и напуган, чтобы ощущать вину.

Стражи в масках посмотрели на нас и толкнули внутрь. Под их мрачными взорами мы умолкли и, переодевшись, с первым ревом сирены отправились на работу.

Мы натянули тяжелые рабочие робы из панциря жука-носорога, металлические маски с кристаллическими визорами и большие защитные перчатки, затем вошли в заляпанный машинным маслом цех. Тогда еще бушевала Большая домахарианская депрессия. Машины, на которых основывалась промышленность Велиала, ломались из-за отсутствия деталей из других миров. Для их замены нам приходилось вручную вытачивать сервомеханизмы, но не все из них работали как положено. Мы старались воспроизвести работу умельцев, живших на далекой планете сотни лет назад. Результаты, как можете себе представить, были не слишком хороши. Машины, которые, по словам отца, безустанно работали веками, теперь нуждались в ремонте каждые несколько недель, и их было столько, что большую часть времени мы проводили у станков под огромными домнами, извергающими пламя.

Мы трудились среди лязга и грохота гигантского завода. Здесь у нас было достаточно времени, чтобы предаться тяжким думам.

Топору не пришлось нас долго искать. Его люди пришли сразу после окончания нашей двойной смены на заводе. Мы как раз шагали по пролету Грозового Зубца, когда массивный наземный автомобиль резко ударил по тормозам рядом с нами и из него высыпалась дюжина громил. Едва мы успели опомниться, как оказались прижатыми к стенке моста. Из захватов, в которых нас скрутили, не смог вырваться даже Иван. Под нами разверзлась тысячефутовая пропасть. Я оглянулся: улица снова таинственным образом обезлюдела.

Лишь тогда Маленький Тоби вышел из автомобиля. Он был ниже своих людей, шире и тяжелее, и далеко не весь его вес составлял жир. Лицом Тоби походил на разъевшуюся хищную птицу — огромные челюсти, нос с горбинкой, холодные колючие глаза. Круглую голову покрывали короткие жесткие волосы. Он посмотрел на нас с выражением, которое напугало меня потому, что тогда я его не понял. Но теперь — понимаю. Это был взгляд очень, очень сильного человека, посланного сделать работу, которая раздражала его и которой ему совершенно не хотелось заниматься.

Он ударил кулаком по ладони. Звук походил на сильный шлепок по лицу. Каким-то образом жест показался более устрашающим, чем если бы он действительно ударил кого-то из нас. В нем чувствовалось самообладание, контролируемая жестокость. Он давал нам понять, что способен сделать, вместо того, чтобы сделать это на самом деле.