Тайные архивы русских масонов - Дарья Лотарева

Петр III выказывал масонам благорасположение, выразившееся даже в даре для масонской ложи дома. По иностранным источникам, он сам был масоном, в чем и не было бы ничего удивительного, так как Петр III до мелочей подражал Фридриху II и, очевидно, не оставил бы без внимания такого важного обстоятельства в жизни последнего, как явная принадлежность прусского короля к масонству. След причастности Петра III к масонству находится еще в приказании, последовавшем в первые дни воцарения Екатерины II, допросить Волкова о том, кто состоял членами ораниенбаумской ложи при бывшем государе[4].

Екатерина II до восьмидесятых годов не предпринимала никаких репрессивных мер по отношению к масонству, хотя ей и пришлось встретиться с названием «масон» в деле Мировича, что не могло не привлечь особого ее внимания: единственный сообщник Мировича, Аполлон Ушаков, был масон. Лишь с 1780 г., когда издана была императрицею первая сатира на масонство, оно стало подвергаться гонению, которое, обостряясь все более и более, окончилось разорением масонских лож в 1786 г. «Воздвиглась мрачная негодования туча и на всю братию, особливо на собор московский, гром запрещения тайных собраний испустила», — писал по этому поводу известный масон Елагин[5]. Последовательно целый ряд репрессивных мер был направлен главным образом против деятельности московских масонов, составлявших так называемый новиковский кружок. В 1785 г. было повелено главнокомандующему в Москве Брюсу составить роспись новиков-ским изданиям; рассмотрение же их было поручено московскому митрополиту Платону; кроме того, последний обязывался испытать самого Новикова «в законе Божием». Указом 23 января 1786 г. было предписано объявить Новикову, что типография существует для печатания книг полезных, а не «наполненных новым расколом для обмана и уловления невежд»; вместе с тем было повелено учинить надзор за школами, устроенными масонами, и произвести осмотр московской больницы, ими же заведенной. В это время императрица написала три комедии против масонов: «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман Сибирский». В 1787 г. вышло распоряжение отобрать все книги, находящиеся в продаже, «до святости касающиеся» и напечатанные не в синодальной типографии; огромное количество таких книг выпускал именно новиковский кружок. В 1788 г. императрицею было запрещено возобновление аренды Новиковым на университетскую типографию. Наконец, указом 1 мая 1792 г. Новиков был предан «законному осуждению на основании учреждения». Явного суда не последовало, следствие велось тайно, и дело окончилось заточением Николая Ивановича Новикова в Шлиссельбургскую крепость на пятнадцать лет; рассеяны были прочие члены его кружка, а книги сожжены рукой палача. В 1794 г. был заключен в Шлиссельбургскую крепость и другой масон, борец и фанатик идеи, поручик Федор Кречетов.

На Павла I масоны возлагали большие упования. Еще в бытность его наследником масоны употребили все возможные средства для приобретения его симпатии к своему братству. Лица, окружавшие цесаревича Павла, слыли чуть ли не поголовно масонами, и его воспитатель Панин в масонских стихах воспевается как счастливый старец, которому удалось ввести царское сердце в братство. Князя Куракина Шеш-ковский называет «инструментом» к приведению великого князя в братство. В целях пропаганды масоны чрез посредство архитектора Баженова пересылали цесаревичу масонские книги. Когда же при следствии над кружком Новикова была обнаружена записка Баженова об отношениях Павла Петровича к масонам и императрица письменно запросила об этом великого князя, она получила от него в ответ записку, где им резко отрицалась какая-либо его связь с масонством и все дело выставлялось последствием вымысла. Любопытно, что в числе лиц, осыпанных милостями при восшествии на престол Павла Петровича, находился и виновник докучного «вымысла»: 8 ноября 1796 г. коллежский асессор архитектор Василий Баженов был произведен прямо в действительные статские советники; вскоре он был награжден имениями, а в 1799 г. назначен вице-президентом Академии художеств[6]. «Инструмент» же Куракин тоже осыпается царскими милостями. Не забыты были государем и другие впавшие в опалу масоны Новиковского кружка, а между тем императору Павлу не мог быть неизвестным «зловредный умысел» сих «государственных преступников уловить» его в орден. Допрошенные Лопухин, Тургенев, Трубецкой даже не отрицали желания видеть в ордене великого князя, а Трубецкой откровенно признал на допросе: «Покойный Шварц предлагал нам, чтобы известную особу сделать великим мастером в масонстве в России, а я перед Богом скажу, что, предполагая, что сия особа в чужих краях принята в масоны, согласовался на оное из единого того, чтобы иметь покровителя в оном»[7]. Причастность цесаревича Павла к масонству признавалась тогдашней ходячей молвой; толки расходились лишьв указаниях на время и место, где состоялось это посвящение в масонство. По случаю вступления Павла Петровича за границею в орден, состоявшегося или только предполагавшегося, был составлен особый пролог[8]. Как бы то ни было, первые шаги Павла по вступлении на престол были полны милости по отношению к масонам. Новиков был тотчас же освобожден из крепости[9]. После коронации в Москве у Павла I даже явилась мысль об открытии масонских лож, для чего были собраны влиятельнейшие масоны, но они просили с открытием лож повременить; Павел, как говорят, обошелся с масонами весьма любезно, каждому подал руку и сказал[10]: «В случае надобности пишите ко мне просто, по-братски и без всяких комплиментов». Однако розовые масонские мечты и надежды найти в Павле своего покровителя должны были вскоре поблекнуть: в 1799 г. последовало запрещение масонских лож. Такое изменение во взглядах государя, ранее относившегося к масонству доброжелательно, вполне объясняется его неровным, порывистым, увлекающимся характером. Но Ростопчин причину этой реакции, причину этой перемены в направлении правительственного взгляда приписывает себе: он, дескать, доложил государю, что масоны — опасные люди, что они хороши для наследника престола, а не для самого императора, что они замышляли даже убийство Екатерины II, причем метали между собою жребий на этот террористический акт и жребий пал на Лопухина[11].