Не любовь - Оксана Хващевская

— Бабуль, — шепотом окликнула ее девушка. Почему-то стало жутко. — Ты чего?

Бабушка обернулась.

— Ходзіць хтосьці па двару!

— Кто?

— А калі б я бачыла! Чула толькі крокі, а покуль устала, гляджу, нікога няма. Толькі варона спужалася, сарвалася з галіны, і снег пасыпаўся…

— Я тоже слышала шаги за стеной. Зачем кому-то ходить вокруг нашего дома?

— А каб я ведала, мая ўнучачка! Толькі нашы бабы кажуць, што на хутары бачылі агні. Відаць, зноў нячыстая сіла кружыць над дзярэўняй. І Сцяпана няма, а хата незачынена! Вой, вой! Дзе ж ён ходзіць?! — баба Нина отошла от окна и стала креститься на икону.

Хутор был дурным местом. Гиблым. Так издавна считали в деревне. Расположенный немного в стороне, в километре от Старых Дорог, в лесу на пригорке, он будто сам схоронился от деревенских. Небольшая речушка служила своеобразной границей территории. Когда-то через нее перекинули мостик, но потом разобрали.

Жители деревни сторонились этого места. Еще до войны на хуторе поселилось несколько репрессированных еврейских семей из Смоленска, тоже не горевших желанием общаться. Они жили обособленно, сами по себе, и не желали впускать кого-либо из местных в свой круг. Деревенские отвечали им тем же. В войну хутор сожгли. В Старых Дорогах не знали, куда подевались его жители, да и не особенно интересовались. Тогда и своих бед хватало. Но позже, когда на пепелище обосновался старый еврей и возвел новый хутор, все узнали, что он один из тех, репрессированных, врагов народа. Времена тогда были такими или сознание людей, но и после войны ничего не изменилось для него и его семьи. Их так же сторонились, с ними так же не общались, более того, как это может быть только в деревне, хутор и его хозяева постепенно обрастали слухами, сплетнями, историями. Их уединенность и нелюдимость порождали людское любопытство, зависть, враждебность. Поэтому и молва о них недобрая возникла. Так уж повелось: что бы ни случалось в деревне плохого, винили жидов с хутора. Подохли куры — они наслали порчу. Корова не дала молока — опять их рук дело. Бычок зашел на болото и утонул — проделки жидов. Кто-то нашел под лавкой засохшую куриную лапку или разбитое яйцо — так и знай, жди несчастья. Девку замуж не берут — значит, заговорили на венец безбрачия. Кто-то находил песок с могилы у себя на крыльце, кому-то подбрасывали цветок из траурного венка. А кто-то пустил слух, что на хуторе не брезгуют и черной магией…

Мире с детства внушали, что от хутора лучше держаться подальше. Баба Нина и мама рассказывали много такого, от чего потом девушка не одну ночь не могла уснуть. Но мама же и говорила, кем бы ни были люди с хутора, но и они гуляли свадьбы и умирали, рожали и растили детей. Они тоже жили…

Старый еврей давно умер, а сыновья его обзавелись своими семьями. Какое-то время на хуторе еще жил старший сын, но и он съехал. Хутор для них стал чем-то вроде дачи, куда они время от времени приезжали. И каждый раз их приезды приводили деревенских в тревожное волнение. Из деревни хутор был не виден. И лишь дым из дымохода, единственный, выдавал присутствие хозяев…

Мире захотелось зарыться с головой под подушку, а сверху еще и одеяло натянуть, а еще лучше забраться к бабушке на кровать, вместе все-таки не так страшно было бы…

Вдруг по деревне и вправду нечистая сила гуляет? Ночи сейчас, в канун Нового года, необыкновенные, в такие обычно чудеса случаются, ну и не чудеса, конечно, тоже… Ведь кто-то все-таки ходил вокруг дома.

Бабушка снова легла, Мира уселась на кровати и натянула одеяло до подбородка. Сидя так, она вслушивалась в тишину, ругала Степика за пофигизм и отчаянно желала, чтобы он поскорее вернулся.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Мира услышала, как открылась входная дверь и скрипнула половица. Степик на цыпочках пробрался к своей кровати, что стояла за печкой в передней комнате. От общего помещения ее отделяла цветная занавеска. Этот закуток бабушка использовала под своеобразную кладовку, храня там мешки с сушеными яблоками, грибами, семечками, какие-то вещи, подушки, но когда приезжала родня, все убиралось, освобождая спальное место. Мира и Степик еще в детстве определились с выбором комнат. Она, будучи помладше, спала ближе к бабушке. А Степик как старший ночевал ближе к дверям, чтобы уходить и возвращаться, никого не беспокоя.

Мирослава подождала минуту, давая возможность братцу перевести дыхание и раздеться, а потом отбросила в сторону одеяло и подкралась к спинке кровати. Здесь, за грубкой, стены, разделяющей обе комнаты, не существовало. Когда-то стояла большая грубка, построенная, кажется, еще после войны, по прошествии времени ее перестроили, сделали меньше, и образовался проем. Зимой его закладывали дровами, а летом Мира и Степик запросто пользовались им, чтобы пробираться друг к другу.

— Степик! — шепотом позвала она брата в щель между дров.

— Чего? — прозвучало в ответ.

— Ты где был так долго?

— Что? Слушай, давай не шепчи там, а перебирайся ко мне, поболтаем.

Выскользнув из своего закутка, девушка, стараясь не шуметь, прокралась в переднюю комнату, проскользнула за занавеску и забралась на кровать Степика. Тот как раз разобрал постель и стаскивал с себя свитер.

— Ну? Что в деревне нового? Друзья твои приехали? — спросила его, натягивая на колени одеяло.

— Приехали.

— И чего?

— Ничего.

— Ты что такой? Бабушка, между прочим, беспокоилась. Здесь такое было, когда ты ушел…

— И что было? — без особого интереса спросил Степик.

— Кто-то ходил вокруг дома! И не смей говорить мне, что это фигня. Мне не почудилось. Бабушка тоже слышала. Можешь завтра у нее спросить! Ты там, на улице, никого не видел?

— Нет. Мы прошвырнулись с парнями туда-сюда, но в деревне как будто все вымерли. Ну, мы и заглянули к внучкам бабы Мани. Гарик у нас парень новый, он приехал с Лехой, познакомили. Они были рады нам.

— Ну, еще бы! — съязвила девушка.

— А вот иронии не надо. И зависти тоже. Они нормальные девчонки.

— Ладно, нормальные, так нормальные. Что дальше было?

Степик наконец разделся и нырнул под одеяло, стянув его с Миры.

— Степик! — запротестовала девушка и все же умудрилась отцапать кусочек. — Бабушка говорит, что нечистая сила бродит по деревне и что на хуторе огни видели…

— Там точно кто-то есть. Мы прогулялись немного в лес и действительно видели свет в окнах. И еще свежие следы на снегу. Тропинку так изрядно протоптали… Видно, ходили не раз. Но это вряд ли нечистая сила.

— А кто?

— Не важно.

— Слушай, Степик, ты думаешь, это те самые евреи?

— Не знаю, те самые они или какие-то другие, но их присутствие на хуторе одинаково нежелательно для деревенских!