С первой леди так не поступают - Кристофер Тейлор Бакли

Прозвище Бойс получил от одного судьи федерального суда в начале своей противоречивой карьеры, после того как убедил присяжных, что его клиент, сеть рыбных закусочных «Капитан Боб», не знал о том, что популярные бургеры «Нептун» делаются из японского китового мяса с черного рынка. После этой блистательной победы Бойс успешно защищал изменников, террористов, нечистых на руку биржевых спекулянтов, политиков, бандитов, шантажистов, тех, кто загрязняет окружающую среду и выбрасывает токсичные отходы, мошенников, страховых агентов-обманщиков, торговцев наркотиками и лошадиным допингом, телепроповедников, телерекламщиков, светских людей, избивающих жен, компьютерщиков-монополистов и даже коллег-адвокатов. Один видный правовед, выступая по некоммерческому телевидению, заметил, что если бы Наглец Бейлор защищал Адольфа Эйхмана — когда того похитили, привезли в Израиль и судили за преступления против человечности, — то Эйхман не только был бы оправдан, но и получил бы право на возмещение убытков. Это было сказано без восхищения. Но если слава Бойса уже давно достигла таких масштабов, что у него просили автограф чистильщики обуви в аэропортах, то об истинной причине, побудившей его сделать столь выдающуюся карьеру, большая часть публики даже не подозревала.

И вот — спустя четверть века после начала его карьеры — у него зазвонил телефон.

Бойс потянулся к кнопке, потом задумался. Он намеревался сказать секретарше, чтобы та велела ей перезвонить попозже. Иногда, прежде чем взять трубку, он заставлял новых клиентов ждать минут десять-пятнадцать. Обрабатывал их. Вынуждал терять остатки терпения и становиться более сговорчивыми.

Следовало ли поступить таким образом с ней? Нет. Он ждал двадцать пять лет. И был слишком нетерпелив, чтобы затевать подобный флирт.

В душе у него звенели литавры. Боже правый! Неужели у него и вправду учащается пульс? У человека, который никогда не теряет хладнокровия, даже во время прений сторон в Верховном суде?

Он взял трубку.

— Здравствуй, Бет. Что ты натворила? — Безразличный тон напоминал о лучших образцах оперного искусства.

— Мне нужно с тобой увидеться, Бойс.

Она говорила предельно деловым тоном. Сухим, как мартини, волнения не больше, чем у стюардессы, когда та велит пассажирам поднять спинки кресел и держать их прямо. Откровенно говоря, Бойс предпочел бы чуть более сильные переживания, даже всхлипывания или сдавленный от волнения голос. Некоторые клиенты — даже здоровенные, сильные мужчины, способные играючи, одним ударом, сломать челюсть любому, — разговаривая с ним впервые, теряли самообладание. Бойс, словно психотерапевт, держал в кабинете коробку с бумажными носовыми платками. Один новый клиент, руководитель профсоюза водопроводчиков, чей приказ взорвать машину конкурента записали на пленку агенты ФБР, прослушивавшие его телефон, разревелся, как восьмилетний малыш. Потом он объяснил это действием лекарств.

Но даже в этот момент, заказав явно унизительный для себя телефонный разговор, Бет и сама стоически держалась прямо: в ее голосе не слышалось ни мольбы, ни отчаяния. Бойс надулся спесью. Пульс вновь стал нормальным. Значит, хочешь разговаривать холодно, детка? Посмотрим, как ты заговоришь, когда я понижу твою нулевую температуру еще градусов на пять.

— Возможно, я смогу выкроить для тебя время завтра в десять тридцать, — сказал он. — Полчасика.

Уже давно никто не говорил Бет Макманн ничего подобного.

Оба начали мысленный отсчет, пытаясь выяснить, кто не выдержит первым.

…семь… восемь… девять…

— Отлично, — сказала она.

— Ты полетишь обычным рейсом? — Будь он проклят, если пошлет за ней свой личный самолет.

— Нет, Бойс. Я поеду на машине. Мне не улыбается мысль о том, что все целый час будут пялиться на меня в самолете.

Как бывшую первую леди ее по-прежнему охраняли агенты Секретной службы — очередная нелепая ситуация, в которой она оказалась вместе со всей страной: правительство обвиняет, правительство охраняет. Один фельетонист из «Таймс» беззастенчиво поставил вопрос ребром: если Бет Макманн в конце концов приведут на казнь, начнется ли перестрелка между агентами Секретной службы и палачом, делающим смертельные инъекции? В те дни задавалось очень много щекотливых вопросов.

— Значит, в десять тридцать.

Откинувшись на спинку своего кожаного трона, Бойс представил себе эту сцену во всем ее телевизионном великолепии: сотни телекамер и репортеров у входа в его манхэттенскую контору, крики, микрофоны, нацеленные на Бет, как магические жезлы, и фаланга агентов Секретной службы, ведущих ее сквозь толпу к двери. А на пороге ее приветствует он, одетый строго и элегантно, на английский манер. Завтра его лицо появится на всех телеэкранах мира. Его будут узнавать узбекские крестьяне, исследователи озонового слоя в Антарктиде, пенсильванские фермеры-менониты.

Он сделает краткое, исполненное достоинства, ни к чему не обязывающее заявление, суть которого будет в том, что это всего лишь предварительная встреча. Потом улыбнется, поблагодарит репортеров за проявленный интерес — Бойс был королем, Зигфридом и Роем укротителей прессы — и проводит Бет в контору. Какое удовольствие это доставит ему после стольких лет ожидания! Этот суд уже называют «процессом тысячелетия», и в центре внимания на суде окажется он. И может быть — всего лишь может быть, — чтобы сделать свою месть идеальной, он умышленно проиграет процесс. Но так ловко, что даже гарвардские юристы в галстуках-бабочках запинаясь заявят, что этот процесс, право же, не смог бы выиграть никто, даже Наглец Бейлор.

Сумятица и столпотворение превзошли его ожидания. У входа в манхэттенскую контору Бойса собрались шестнадцать грузовиков с семидесятифутовыми телескопическими спутниковыми антеннами для прямой трансляции, а также триста с лишним репортеров с операторами и вдвое больше зевак. Всё это произвело впечатление даже на него.

Полиции пришлось перекрыть движение в западном направлении по одной полосе Пятьдесят седьмой улицы. Предстояла встреча адвоката с клиентом — «встреча тысячелетия». Когда всё кончилось, один телекритикан заявил, что слово «тысячелетие» скоро станет слишком затасканным и потому его лучше подержать в нафталине до 2999 года.

Бет со свитой агентов Секретной службы, молча кипя от злости, поднялась на лифте в контору Бойса, расположенную в северо-западном углу пятидесятого этажа и выходящую на Центральный парк. Как любил говаривать Бойс, вид из его окон стоил тысячу долларов в час.

— Это было и впрямь унизительно, — сказала она. — Спасибо.

Бойс сразу понял, что нет смысла делать вид, будто это не он неофициально сообщил об их встрече прессе. Оставалось лишь надеяться, что Бет не догадывается, кому именно. Перри Петтенгилл, нынешняя пассия Бойса, была ведущей ночного ток-шоу «Судейский молоток» на Юридическом канале. Эта толковая, честолюбивая блондинка болтала без умолку и носила бифокальные очки и облегающие свитера. У нее были самые высокие рейтинги на Юридическом канале, который, как правило, не привлекал большого количества телезрителей в промежутках между захватывающими процессами об убийстве, хотя, согласно совершенно секретному научному докладу для служебного пользования, приблизительно две трети зрителей смотрели ее передачу, выключив звук. Том Вулф упомянул о Перри в одном эссе, назвав ее «милашкой-правонарушительницей».