Дом кривых стен - Содзи Симада

Если не брать в расчет странное хобби Кодзабуро Хамамото, в остальном он был человеком совершенно нормальным; когда окружающая природа радовала глаз, хозяин Перекошенного дома приглашал к себе гостей и любил поболтать с ними о том о сем. Не иначе как ему хотелось найти единомышленника, родственную душу, однако его желанию не суждено было исполниться. Причину этого читатель поймет, как только поднимется занавес.

* * *

Все произошло в рождественскую ночь 1983 года. За Перекошенным домом – нет, вернее будет называть его Домом дрейфующего льда – тогда присматривала супружеская пара: Кохэй Хаякава и его жена Тикако. Они проживали тут же, в особняке. Сад, мощеная площадка перед домом – все, до последнего уголка, было в идеальном порядке и покоилось под толстым слоем снега.

На окрестностях лежала волнистая, как стиральная доска, белая пелена, под которой отдыхала земля цвета сухой листвы. Трудно было поверить, что этот мягкий покров сотворила неистовая снежная буря. Глядя на возведенное руками человека сооружение, выделявшееся на фоне этой белизны, как бы накрывшей все вокруг фланелевой простыней, в голову невольно приходила мысль, что на свете нет больше ничего, кроме этого странного, наклонившегося на одну сторону дома.

Солнце садилось. Из-за линии горизонта, стремясь закупорить погружавшееся во мглу Охотское море, каждый день наплывали дрейфующие льдины, напоминающие огромные листья лотоса. В окрашенном в унылый цвет небе, не стихая ни на минуту, то тише, то громче, звучал похожий на шепот стон холодного ветра.

В доме зажглись огни, в небе снова закружились снежинки; эта картина оставляла в душе горьковатый привкус.

[Рис. 1]

В салоне царила атмосфера наступавшего Рождества, оттуда доносились голоса, смех, шутки.

На фоне искрившегося снежка, тихо падавшего на землю, по холму, погромыхивая надетыми на колеса цепями, поднимался черный «Мерседес» с приглашенными на рождественский вечер гостями.

В прихожей, перед распахнутой настежь двустворчатой дверью, с трубкой в зубах стоял Кодзабуро Хамамото. Благородная седина, нос с горбинкой, ни грамма лишнего жира, на шее яркий аскотский галстук. Хамамото относился к типу людей, возраст которых не поддается точному определению. Вынув трубку изо рта, он выдохнул облачко белого дыма и с улыбкой повернул голову.

Рядом стояла его дочь Эйко в дорогом коктейльном платье. Ее волосы были забраны кверху, открытые плечи зябли. Дочь унаследовала от отца орлиный нос; лицо ее можно было отнести к разряду красивых, даже несмотря на слегка выдающийся подбородок. Высокая, немного выше отца.

На лице девушки было много косметики – обычное дело для женщины в такой вечер, губы плотно сжаты, совсем как у отца в минуты общения с профсоюзными вожаками, предъявлявшими ему претензии.

Автомобиль проехал по ведущей к особняку дорожке, разливая по ней желтый свет фар, и затормозил прямо перед стоявшей у входа парой. Он еще до конца не остановился, как дверь резко распахнулась и на снег быстро ступил высокий, плотный человек с редкими волосами.

– Как я рад, как я рад! Ну зачем вы на улицу вышли? Право же, не стоило, – нарочито громко протрубил Эйкити Кикуока, выпустив изо рта вместе со словами целое облако пара. У него был такой характер: раз открыл рот – надо, чтобы было хорошо слышно. Встречаются такие люди – с врожденной склонностью надзирать за другими и командовать. Поэтому, наверное, и голос у Кикуоки был такой хриплый.

Хозяин дома великодушно кивнул головой, а Эйко, демонстрируя гостеприимство, сказала:

– Большое спасибо, что приехали.

Вслед за Эйкити из машины показалась миниатюрная женщина. Ее появление для хозяев – по крайней мере, для дочери Кодзабуро – стало не очень приятной неожиданностью. В черном платье и небрежно наброшенной на плечи леопардовой шубке, женщина вышла из «Мерседеса», изящно качнув бедрами. Хамамото – и отец, и дочь – прежде ее не видели. Очень миловидная, своими повадками она напоминала котенка.

– Знакомьтесь. Моя секретарша, Куми Аикура… А это Хамамото-сан.

В голосе Кикуоки звучали гордые нотки, которые он не мог скрыть при всем старании.

Сладко улыбнувшись, Куми Аикура вдруг пропищала неожиданно высоким голосом:

– Очень рада познакомиться. Для меня это большая честь.

С трудом вынося ее писк, Эйко поспешила обратиться к водителю – Кадзуя Уэду здесь знали – и стала объяснять ему, куда поставить машину.

Стоявший за спиной хозяина Кохэй Хаякава проводил прибывшую пару в салон и исчез, а Кодзабуро Хамамото добродушно усмехнулся: «Какая же по счету у него секретарша?.. Записывать надо. Эта секретарские обязанности усердно выполняет: и на коленях у шефа посидит, и под ручку с ним по Гиндзе[4] пройдется… Повезло девчонке».

– Папа! – услышал он голос Эйко.

– Да? – отозвался Кодзабуро, не вынимая трубки изо рта.

– Может, хватит уже здесь стоять? Кого еще нет? Тогай и Канаи-сан с женой? Необязательно тебе их дожидаться. Мы с Кохэем справимся. Да тебе и с Кикуокой поговорить надо.

– Хм-м. Может, и правда… Но тебе так холодно будет, нет? Смотри, простудишься.

– Угу. Попроси тетушку, пожалуйста; пусть даст какую-нибудь норку накинуть. А Кусака принесет. Тогай должен скоро подъехать, пусть он его встретит.

– Хорошо. Кохэй, а где Тикако? – Кодзабуро обернулся к слуге.

– Была на кухне… – последовал ответ, и оба пошли в дом.

Оставшись одна, девушка обхватила себя руками и стала прислушиваться к доносившейся из салона музыке Коула Портера. В этот момент на ее плечи мягко легла меховая накидка.

– Спасибо, – едва обернувшись к Сюну Кусаке, холодно бросила Эйко.

– Что-то Тогай опаздывает, – заметил Кусака, очень симпатичный юноша с прекрасным цветом лица.

– Застрял где-нибудь в снегу. Водитель он никудышный.

– Да, наверное.

– Постой здесь, подожди, пока он приедет.

– Ага…

Повисла пауза. Наконец Эйко проговорила безразличным тоном:

– Видел, какая секретарша у Кикуоки?

– Э-э… ну да…

– Ничего у нее вкус, да?

Кусака непонимающе посмотрел на нее.

– Воспитания – ноль. Ты что, не понимаешь?