Разорванное небо - Максимилиан Борисович Жирнов

нарушение всех регламентов радиосвязи. – У «Старфайтера» скорость на круге триста пятьдесят узлов. И разворачивается он очень неохотно.

Я сбросил скорость, выпустил шасси и закрылки, нацеливаясь на трехкилометровую асфальтовую полосу. Она отчетливо темнела на фоне укутанной снежным покрывалом земли. Промелькнул торец, и моя рука сама собой, автоматически едва не потянула ручку тяги в положение «малый газ».

Но если бы я так сделал, это движение стало бы последним в моей жизни: мощности турбины не хватило бы для обдува закрылков. И самолет, рухнув на землю, разлетелся бы на тысячи алюминиевых обломков.

Я замер, застыл, превратился в ледяную статую. Лишь когда меня ощутимо пнуло пониже спины и колеса покатились по асфальту, я убрал газ. Трудно быть человеком-ракетой.

Во втором полете у меня что-то зачесалось. Я разворачивался над белесым, скованным льдом и припорошенным снегом озером Себейго, когда увидел возле берега какие-то темные точки. Да это же рыболовы! Сидят себе, удят рыбу в лунках и в ус не дуют. Ну, сейчас я вам устрою…

Я спикировал на рыбаков, включил форсаж и пронесся в сотне футов над несчастными, оглушив и осыпав их вихрем свежевыпавшего снега. Жаль, нельзя разглядеть их лиц.

Когда я вернулся, полковник ждал меня у ангара. Едва умолк двигатель, он поднялся по стремянке и постучал по стеклу кабины. Я открыл фонарь и снял шлем.

Глаза тестя гневно сверкали, казалось, он готов схватить меня за шиворот, вытащить из кабины и швырнуть подальше от самолета.

– Теперь я понимаю, почему тебя отовсюду гнали, как последнюю тварь! – глухо прорычал он. – Если бы у меня был выбор, ты бы остаток жизни провел на земле!

Я изумленно воззрился на полковника. Он постучал себя кулаком по голове и продолжил разнос:

– Чего уставился? Радиолокатор не вчера изобрели! Думаешь, я – тупой? Не понял, куда ты провалился? Еще один такой выверт, и можешь собираться домой! Пешком!

Угрозы тестя никогда не расходились с делом.

Я снова поднял «Старфайтер» в ясное зимнее небо. Забрался на высоту и вывел машину на сверхзвук. Подо мной темнели незамерзающие воды Атлантического океана.

Самолет, разворачиваясь к берегу, описал широкую дугу. Над сушей я сбросил скорость, спикировал к земле и запросил разрешение на посадку.

Но когда я поставил ручку шасси в положение «выпущено», раздался глухой удар. Лампы не загорелись. Тогда я дернул аварийную рукоятку. Бесполезно.

– Мэйдей, мэйдей, – буднично сказал я в микрофон. – Отказ шасси.

– Что думаете предпринять? – спросил диспетчер.

– Я пройду над вышкой, посмотрите, в каком положении стойки.

– Принято, сто второй. Мы готовы.

Башня промелькнула сбоку от меня.

– Стойки убраны, створки закрыты, повторяю, створки закрыты, – надрывался диспетчер. – Сто второй, рекомендую катапультироваться.

– Ответ отрицательный, – ответил я. – Может, перегрузка поможет стойкам выйти?

– Принято. Действуйте, – ответил диспетчер.

Я увел истребитель высоко в небо и камнем спикировал на полосу. Когда до земли оставалось три тысячи футов, я напряг мускулы и резко взял ручку на себя. На грудь мне словно навалили кучу камней. Противоперегрузочный костюм отвердел, выдавливая мои внутренности куда-то к мгновенно пересохшему горлу.

Но лампы остались безжизненны. Тогда я снова взмыл, рухнул к землде и рванул ручку до упора. Стрелка акселерометра прыгнула далеко за красную черту, к девятке. Мир окутал непроницаемый мрак. И когда я пришел в себя, сквозь серую пелену мне в глаза блеснули три ярких зеленых огонька.

Зрение окончательно прояснилось. Самолет мчался над самыми верхушками деревьев. Еще немного, и машина превратится в секатор. Одноразовый.

Я набрал высоту и пошел на посадку с прямой, без обычного круга над аэродромом. Как только шасси коснулись полосы, я убрал газ и рванул рукоятку тормозного парашюта. Но все равно машину бросило в сторону, и у меня с трудом получилось удержать ее на полосе. Еще немного, самолет вылетел бы в снег и, кувыркаясь, устроил бы фотографам огненное шоу.

Скорость погасла. «Старфайтер» накренился на правое крыло и замер. Я перекрыл подачу топлива, и гул турбины умолк.

Подкатил грузовик, из кузова выскочил тесть со стремянкой. Помог отстегнуть ремни, посмотрел по сторонам и постучал по шлему:

– Быстро в раздевалку! Будет серьезный разговор.

Наверное, я посмотрел на полковника взглядом побитой собаки.

– Не вини себя, – смягчился он. – Сейчас у меня к тебе лишь одна претензия: надо было катапультироваться. Самолет мог развалиться. Да и ты с непривычки потерял бы сознание и…

– И так вырубился, – я согласился с тестем. – Всего-то девятикратная перегрузка. А когда-то на центрифуге мне и двенадцатикратная была нипочем.

Полковник вздохнул:

– Все вы, летчики, такие. До последнего будете тянуть. Но если б ты знал, сколько хороших парней не вернулось из полета из-за глупого упрямства… Подумай, стоит ли так рисковать ради старой железяки!

Я спрыгнул на землю, бросил взгляд на «Старфайтер» и задумчиво почесал затылок. Удивительно, как истребитель не опрокинулся на спину при посадке? Правая стойка согнулась почти пополам, крыло едва не царапало асфальт. Створки вырвало, что называется, «с мясом». Наверное, шасси чуть не снесло воздушным потоком: все же скорость была великовата для выпуска.

Подъехал аэродромный тягач. Техники подсоединили буксировочную штангу, и приземистая машина потащила искалеченный самолет на стоянку. Мы сели в грузовик и помчались к ангару.

Тесть провел меня в отгороженный закуток. Прикрыл дверь и спросил:

– Твои соображения?

– Машина старая. Всякое могло произойти. Замки створок нормально закрылись. Потом, правда, не открылись. Может, замерзли?

– Вряд ли, – скептически поморщился полковник.

– Диверсия?

– Я этого не говорил, – ответил тесть. – Пусть разбираются инженеры. В любом случае отдыхай, а потом возвращайся на свою обычную работу. Полетов не будет, пока мы не выясним, что произошло и не проверим самолет на остаточные деформации.

Я переоделся, тесть отвез меня домой. Он притормозил у палисадника. Я выскочил и хлопнул дверью. «Додж» фыркнул бензиновой гарью, развернулся и рванул по улице. Красные стоп-сигналы растаяли в ранних зимних сумерках.

К моему неудовольствию, Мэри уже вернулась. Значит, мне не уйти от объяснений.

– Дорогой, – ласково пропела супруга, когда я попытался проскользнуть в комнату. – Что вы там затеяли с отцом? Думаешь, я не видела его машину?

Я посмотрел в бездну ее глаз и понял, что никогда не смогу соврать жене. Но и сдаваться без боя мне совсем не хотелось.

– А ты почему так рано? – ответил я вопросом на вопрос. – Должна же прилететь только завтра. Ты же лучшая стюардесса компании. Они не могут обойтись без тебя.

– Я вылетала часы на этот месяц. На следующий рейс вместо меня поставили Кейт. А теперь, дорогой, не заговаривай мне зубы. Выкладывай.

И я рассказал все, без утайки. Мэри