Огненный крест - Диана Гэблдон

прикосновений. В приятно сонном состоянии я не стала двигаться, позволив ему делать то, что захочется.

Мои мысли едва цеплялись за реальность, и я не сразу поняла, что что-то не так. Понадобилось еще какое-то время, чтобы сосредоточиться и взбодриться. Наконец мне удалось открыть глаза и окончательно выбраться из полусна.

На лицо склонившегося надо мной Джейми падало тусклое свечение затухшего очага. Губы у него были приоткрыты, и он слегка хмурился и двигался с закрытыми глазами, словно на автомате. Хотя мысли путались, я изумленно подумала: «Неужели он делает это во сне?»

Пот тонкой пленкой поблескивал на его высоких скулах, на длинной прямой переносице, на изгибах обнаженного тела.

Его ласки казались непривычно монотонными, будто он занимался какой-то рутинной работой. Прикосновения были знакомыми, но странно безличными. По-прежнему не открывая глаз, Джейми скинул с меня одеяло и с несвойственной ему грубостью раздвинул мне ноги. Брови у него были сдвинуты, вид хмурый и сосредоточенный. Я непроизвольно сдвинула ноги и увернулась от него. Тогда он прижал меня за плечи, снова раздвинул мне ноги коленом и резко вошел в меня.

Я возмущенно и испуганно вскрикнула, и Джейми открыл глаза. Его лицо было в паре сантиметров от моего, и он сначала рассеянно уставился на меня, а потом его взгляд сфокусировался, и он понял, что происходит. И замер.

— Кто я, по-твоему, черт возьми? — яростно прошептала я.

Джейми отскочил и спрыгнул с кровати, сдернутые простыни свесились до пола. Он схватил свои вещи с крючка, в два прыжка добрался до двери, а открыв ее, выбежал и с грохотом захлопнул.

Ужасно напуганная, я зарылась обратно в одеяло, чувствуя изумление, гнев и не до конца веря в произошедшее. Я потерла лицо руками, стараясь по-настоящему взбодриться. Уж мне-то это точно не приснилось?

Нет. Снилось ему. Джейми то ли дремал, то ли действительно спал, и ему, черт возьми, показалось, что я — чертова Лири! Другого объяснения я не находила: он никогда не касался меня так, как в этот раз, — с каким-то мучительным нетерпением и раздражением.

Я легла, однако заснуть было решительно невозможно. Несколько минут я вглядывалась в неясные очертания балок, а потом уверенно встала и оделась.

Дворик перед домом ярко освещала луна, было холодно и промозгло. Я вышла на улицу, осторожно прикрыла за собой кухонную дверь и, закутавшись в накидку, прислушалась. На холоде ничто не шевелилось, лишь ветер вздохом откликался среди сосен. Правда, откуда-то издалека донесся слабый размеренный шум, и я осторожно пошла сквозь темноту в сторону этого звука.

Сенной амбар был открыт.

Скрестив руки и опершись о дверной косяк, я стала наблюдать за Джейми: он носился туда-сюда в лунном свете, бросая вилами сено, чтобы выместить гнев.

Женщин Фрэнка я почти не встречала — он был осмотрителен, — однако порой я замечала, как он обменивается с одной из них взглядом на вечере для преподавателей или в местном супермаркете. Внутри меня закипала черная ярость, за которой следовало чувство замешательства — что же с этой яростью делать?

В ревности нет никакой логики.

Лири Маккензи была за четыре тысячи миль от нас, и вряд ли мы когда-нибудь снова ее увидим. Фрэнк находился еще дальше, и его по эту сторону могилы мы точно больше не увидим.

Нет, в ревности нет никакой логики.

Мне становилось холодно, но я не уходила. Джейми заметил мое присутствие: я поняла это по тому, как он сосредоточил взгляд на работе. Несмотря на холод, он вспотел, тонкая рубашка темным пятном прилипла к спине. Наконец он воткнул вилы в стог сена и сел на скамейку из половины бревна. Потом склонил голову на ладони, запустил пальцы в волосы и стал с силой тереть ими.

— Не понимаю…

— Чего? — Я подошла и села рядом, подобрав под себя ноги. От Джейми пахло по́том, миндальным кремом и отдаленно — недавней похотью.

Он посмотрел на меня искоса и кратко ответил:

— Ничего, саксоночка.

— Все так плохо? — Я осторожно провела рукой по его спине.

Джейми глубоко вздохнул, выпуская воздух сквозь сжатые губы.

— Когда мне было двадцать три, я не понимал, как такое может быть — смотришь на женщин, и внутри все будто тает, но при этом кажется, что можешь свернуть горы. Когда мне было двадцать пять, я не понимал, как можно одновременно относиться к женщинам с заботой и брать силой.

— К женщинам? — спросила я и в ответ получила то, что хотела — изгиб губ и взгляд, который пронзил до самого сердца.

— К одной женщине, — сказал он. Я положила руку ему на колено, и Джейми взял ее и крепко сжал, будто боялся, что я ее вырву. — Только к одной, — хрипло повторил он.

В амбаре было тихо, и я придвинулась поближе к Джейми. Совсем чуть-чуть. Сквозь широко раскрытую дверь луна тускло освещала собранное в стог сено.

— И это, — добавил он, сжимая мои пальцы еще крепче, — я как раз сейчас не понимаю. Я люблю тебя, моя темноволосая. Полюбил с первого взгляда и буду любить до конца времен, и пока ты рядом со мной, этот мир меня радует.

Окутанная волной тепла, в ответ я успела лишь сжать его ладонь, а Джейми, взглянув на меня с таким отчаянным недоумением, что приобрел едва ли не комичный вид, продолжал:

— И при всем этом, Клэр, почему — во имя всего святого! — почему мне хочется отправиться в Шотландию, поймать мерзавца, чьего имени и лица я даже не знаю, и убить его за сношение с женщиной, на которую я не имею никаких прав и с которой не могу и трех минут пробыть в одной комнате?

Свободную руку он сжал в кулак и стукнул по бревну с такой силой, что вибрация прошла по дереву под моими ягодицами.

— Я не понимаю!

Я едва не сказала в ответ: «А я, думаешь, понимаю?», но вместо этого промолчала и легким касанием погладила костяшки его пальцев. Я хотела не столько проявить нежность, сколько успокоить его, и Джейми так это и воспринял.

Затем он вздохнул, сжал мою руку и поднялся.

— Я дурак.

Джейми, похоже, ждал от меня какого-то подтверждения, так что я услужливо кивнула:

— Возможно. Но ты ведь не собираешься в Шотландию?

Не ответив, он начал с мрачным видом ходить взад-вперед, поддевая комки засохшей грязи, разлетавшейся, точно маленькие бомбы. Я терпеливо ждала.

— Хорошо, — сказал Джейми таким тоном, будто объявлял закон. — Я не знаю, почему меня так раздражает, что Лири ищет компанию другого мужчины… Нет, неправда. Я прекрасно знаю почему. И дело не в ревности. Или…