Русские во Второй мировой войне - Анатолий Уткин

Рузвельт в пути

В холодный и дождливый день 11 ноября 1943 года президент сел на борт яхты «Потомак» — первое звено пути в Тегеран. «Он отбыл, — писала супруга Элеонора дочери, — вместе с адмиралом Леги, адмиралом Брауном, генералом Уотсоном, доктором Макинтайром и Гопкин-сом. Мне ненавистна сама мысль об отъезде отца, но я думаю, что они сделают много хорошего». В устье Потомака Рузвельта уже ждал линкор «Айова», отправившийся в путь через Атлантику. На линкоре — гордости американского военно-морского флота, оснащенном девятью шестнадцатидюймовыми орудиями, находились генерал Маршалл, адмирал Кинг и генерал Арнольд — командующие сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами США, в окружении многочисленного аппарата штабных офицеров. Во всем великолепии линейный корабль пересекал океан, олицетворяя собой новое могущество Соединенных Штатов Америки.

Здесь, в океане, Рузвельт размышлял о маневрах японских политиков. Лица, первыми замышлявшие акты агрессии, первыми побежали с тонущего корабля. Даже премьер-министр Тодзио спросил императора Хирохито: «Почему бы не пообещать завоеванным странам независимость в некоем неопределенном будущем?» Верхушка империалистической Японии начала понимать, что о победе в войне не может быть и речи, пора искать выход с минимальными потерями. Последовали маневры в отношении правительства Чан Кайши. Рузвельту нужно было следить за активизировавшейся дипломатией японцев, не позволить им прибрать к рукам Китай, на который президент возлагал столько надежд.

Пересекая Атлантический океан и направляясь к алжирскому побережью, Рузвельт просматривал свою «французскую папку». Специальный представитель президента сообщал 31 июля 1943 года, что в Алжире циркулируют слухи, будто американцы намерены навсегда остаться в Северной Африке, будто они покупают почту, радио и телеграф, завладевают местным рынком, чтобы окончательно лишить здесь французов всякого влияния. В свою очередь, де Голль после падения Муссолини, не теряя времени, заявил, что никакое решение итальянской проблемы не будет полноценным, если в нем не примет участия Франция. Он надеялся на подключение своего представителя к обсуждению итальянского вопроса, поскольку в итальянской кампании принимали участие французские дивизии. Рузвельт уже сказал Идену, что, обещая возвращение Франции ее колониальных владений, он имел в виду лишь Северную Африку. Рузвельт полагал, что поддержка де Голля вызовет осложнения в осуществлении послевоенного устройства Франции и ее территорий. Хронически напряженная ситуация приняла острый характер в начале сентября 1943 года. Седьмого сентября Рузвельт пишет Черчиллю: «У меня очень твердое мнение, что, если наша примадонна захватит у старого джентльмена (генерала Жиро. — А.)О контроль над французской армией, мы должны будем прекратить поставки оборудования и снаряжения».

После девятидневного перехода «Айова» прошла Гибралтар и пришвартовалась в алжирском порту Оран. Здесь Рузвельт встретил главнокомандующего на средиземноморском театре военных действий генерала Эйзенхауэра и двух своих сыновей (Эллиот и Франклин-младший). По соображениям безопасности Эйзенхауэр посоветовал президенту лететь из Туниса в Каир самолетом, и Рузвельт согласился. Двадцать второго ноября 1943 года вместе с лучшим гидом современности — Уинстоном Черчиллем они проехали сквозь Долину пирамид. Как цезари античности, президент США принимал посланцев разных народов — египтян, греков, югославов. Церемониал вершили англичане, а главными ожидаемыми гостями были китайцы. Одной из целей Рузвельта было заглушить своего рода чувство «неполноценности» у китайцев, официально названных одним из четырех будущих «мировых полицейских» и в то же время не приглашенных на переговоры подлинно великих держав. Черчилль и не пытался скрыть своего скепсиса в отношении рузвельтовской оценки Китая. Различие в оценке Китая двумя лидерами врач Черчилля подал так: «Для президента Китай означает четыреста миллионов человек, с которыми нужно будет считаться в экономике завтрашнего дня, но Уинстон думает только о цвете их кожи». Рузвельт именно здесь, в Каире, хотел зарезервировать для Китая место своего главного союзника в Азии, добиться понимания с руководителями самой многочисленной нации мира, определить американо-китайские связи на долгие годы вперед.

Чан Кайши поначалу показался президенту спокойным, сдержанным и решительным, но время шло, и эти качества главы гоминьдана заслонялись очевидной его поверхностностью и несамостоятельностью. Рузвельт мобилизовал все свое обаяние, он хотел помочь Чан Кайши и во внутренних, и во внешних проблемах. (Сохранилась только китайская запись бесед). Вечером 23 ноября 1943 года Рузвельт предлагает Чан Кайши взять на себя главную ответственность за оккупацию Японии и спросил польщенного главу гоминьдана, следует ли сместить японского императора? Чан Кайши не был уверен в том, что Китай может исполнить миссию координатора союзной оккупации Японии. На вопрос, что делать с Гонконгом, Чан Кайши осторожно ответил, что следовало бы посоветоваться с англичанами.

Ситуация в Китае была сложной. Коммунисты стойко держали свой оплот на севере, а собственная армия гоминьдана теряла дисциплину. Рузвельт обещал помочь советниками и оружием. Чан Кайши боялся, что с наступлением США на Японию со стороны Тихого океана китайско-японский фронт утратит свое значение и он (Чан Кайши) впадет в немилость у главного союзника. Рузвельт постарался заверить Чан Кайши в стратегической значимости их дружбы. Он объявил генералиссимусу, что твердо намерен поднять роль Китая — ему будет предоставлено место среди четырех определяющих положение дел в мире стран. Думая о Китае как о «своей карте» в мировой игре, Рузвельт пообещал в будущем вооружить девяносто китайских дивизий. Если, с точки зрения Черчилля, обещание Сталина выступить в Азии против японцев перекрывало необходимость в обхаживании Чан Кайши, то для Рузвельта никакие свидетельства неэффективности гоминьдановского режима не имели особого значения. Он нуждался в силе, противостоящей его союзникам в Азии.

Рузвельт предложил Чан Кайши подписать декларацию, в которой были следующие слова: «Япония должна быть лишена всех территорий, которые она украла у китайцев, таких, как Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова, — все они должны быть возвращены Республике Китай». Чан Кайши просил Рузвельта уговорить Сталина прекратить помощь Мао Цзэдуну, и Рузвельт обещал. (Чан Кайши, в свою очередь, полагал справедливыми и законными возвращение СССР Южного Сахалина и Курильских островов, а также превращение Дайрена (г. Дальний) в порто-франко, чтобы компенсировать отсутствие у СССР незамерзающего торгового порта.) Рузвельт обещал оказать давление на Черчилля, чтобы Британия возвратила Китаю Гонконг. Рузвельт также пообещал Китаю главенствующее место в послевоенной оккупации Японии, значительные репарации, налагаемые на страну-агрессора, передачу ему Тайваня. Рузвельт пошел даже дальше. Он предложил Китаю заключить после окончания войны двусторонний договор о безопасности.

Чан Кайши позиция американцев привела в эйфорическое состояние. «Президент не откажет мне ни в чем, — говорил он лорду Маунтбэттену во время переговоров в Каире. — Он даст мне все, что я захочу». Супруги Чан Кайши уже видели себя национальными героями, возведшими Китай в ранг одной из величайших стран мира. Они были заворожены американскими предложениями. Если до войны гоминьданов-ское руководство Китая испытало несколько вариантов тактики (в том числе сближение с СССР, Японией и западноевропейскими странами), то теперь ставка была сделана на североамериканского гиганта.