Ведьма внутри меня - Ника Маслова

— Потому что вода из источника сильно повлияла на меня. Я заранее знала, что так и будет. По моим расчётам, эффект продлится три дня, но может растянуться и до недели. А может, и дольше, тут сложно сказать, ведь из-за виконта Дэбрэ я почти утонула. Святая вода попала и в лёгкие, я совсем не могла дышать.

Катарина поверила мне. Наивная глупышка, она даже не подумала, что я могу ей врать.

— Я не хотела, чтобы мы встречались эти дни, потому что ничем не могла бы тебе помочь. Мне так больно тебя огорчать, Кати, но сейчас я совсем бессильна.

— Но сила к тебе вернётся? — У Катарины слёзы стояли в глазах.

— Надеюсь.

Она так смотрела на меня, с такой надеждой, тоской, что ей захотелось помочь. И если я могла сделать хоть что-то, то стоило попытаться.

— Но, может, мне удастся вернуть силы пораньше, — сказала я. — Давай вместе попробуем, Кати.

Глаза Катарины просияли, она немедленно протянула мне ладонь. Так маленький ребёнок или собачка просит поиграть или конфету. Страшно видеть такой беззащитной и наивной взрослую девушку. Катарина ведь не дурочка, говорит связно, внимательна, притворилась спящей и всех обманула, и Софи, и меня. Наблюдала за мной, подмечала детали, нужную Майри книгу успешно пронесла в тюрьму, к тому же у неё хорошая память. Что резало без ножа — так её наивная доверчивость и почти животное обожание в глазах, готовность верить всему, что ей говорят.

Но про Вилара она сказала: «Он опять задурил тебе голову». Служителя Томина назвала вредным. Значит, она безусловно верит тому, что говорю ей я, но к другим может относиться иначе?

Дэбрэ сказал: «Её болезнь как-то связана с вами. С момента вашей встречи вы — её поводырь».

Я потёрла шею, так вдруг мне стало не по себе. До тошноты отвратительно в собственном теле, вернее, теле Майри. Если эта ведьма превратила Катарину в свою марионетку… Нет, я не стану думать об этом сейчас. Сначала я получу доказательства, затем всё обдумаю и решу, что со всем этим делать.

— Нет, Кати, мы сделаем по-другому. — Я постаралась улыбнуться, но вряд ли это получилось естественно. — Во мне сейчас нет ни капельки силы. Я точно не смогу тебе помочь. Но мы попробуем помочь тебе твоими собственными силами.

Катарина широко распахнула глаза.

— Моими?

— Конечно. Ведь каждая женщина — немножечко ведьма.

Катарина, к моему искреннему изумлению, быстро закивала.

— Да-да, ты права. И священное писание так говорит. Женщина — сосуд греха. Мне эти слова всегда казались неправильными и несправедливыми. Ведь есть Дева-сестра и Дева-мать, и Дева-возлюбленная. И каждая из них, и все они — женщина. Так как же мужчины смели писать о женщинах как о сосудах греха?

— Это всё из зависти мужчин к той созидающей силе, которая есть в каждой из нас, — ответила я.

Катарина настолько воодушевилась моими словами, что вскочила на ноги и принялась ходить по гостиной. При этом она размахивала руками и что-то негромко говорила — вела себя ну точно сумасшедшая. До меня долетали лишь отдельные слова, некоторые из них звучали весьма необычно. И только затем я поняла: Катарина молилась.

Она резко остановилась в центре гостиной и торжественно объявила:

— Да, я полностью согласна с тобой. Каждая женщина — немножечко ведьма. Ты совершенно права. И как я не думала об этом прежде? Ведь об этом говорят все священные книги. Там ведь так и написано. И как я этого не замечала?

Катарина села рядом со мной.

— Научи меня, что мне делать, — решительно сказала она, вновь протянув ко мне руку ладонью вверх.

И это когда я надеялась у неё расспросить, что делала Майри.

— Ты знаешь это сама, — ответила я со всей убеждённостью, которую могла изобразить. — Я помогала тебе множество раз. И ты знаешь, как я это делала.

Я протянула собственную ладонь Катарине.

— Открой в себе силу и передай её мне. И тогда, наполнившись хоть немного, я тебе помогу.

Что я говорила — кошмар. Меня бы остановить какому-нибудь разумному человеку, но нет, рядом была только Катарина, и её глаза сияли пугающим воодушевлением.

Двумя руками она обняла мою ладонь — сверху и снизу. Она закрыла глаза, и такой, с простой причёской и совершенно без макияжа, напомнила мне известную картину, посвящённую Деве Марии.

Ощущение безмятежности ушло с её лица, сменившись напряжением. На лбу выступила испарина, капелька пота потекла по виску. Если я только смотрела, то Катарина тратила немало сил, чтобы найти внутри себя ведьму.

Ну-ну. Вера, говорят, творит чудеса. А ещё — опиум для народа. В последнее верится несколько больше.

Я скептически улыбалась, когда…

Момент катастрофы я помню кусками. Скрежет сминаемого металла, хруст стекла, визг шин — это начало. А затем чёрный безмолвный провал, из которого в кошмарах ко мне всегда приходит огонь. Его я помню так хорошо, что согласилась бы полностью лишиться памяти, лишь бы забыть тот запах и звук, ощущение, с которым огонь пожирает тебя, какую адскую при этом приносит боль.

Сейчас огонь тёк по моим венам. От ладони, которую держала Катарина, даже когда я с беззвучным воем сползла на пол, он огненным смерчем продвигался внутрь моего тела. Тогда я, изломанная, сгорала снаружи — теперь горела внутри.

Первое ощущение — наконец-то свободно дышу. Я лежала на кровати, на восхитительно прохладном белье уже без платья и удушающего корсета, всего лишь в тонкой сорочке. Лицо и левую руку охлаждал ветерок, веющий из приоткрытого окна. По потолку с забавными гипсовыми завитушками и кружевной занавеске я свою комнату и узнала.

Тело будто плыло на перинах, таким ощущалось пустым и лёгким, в венах — ни следа огня, только пьяная нега. Я подняла правую руку, посмотрела на неё, но не нашла даже крохотного покраснения на коже. А ведь в памяти крепко-накрепко засела картина, как я горю изнутри.

— О, Маймай, наконец-то! Ты пришла в себя!

Я узнала голос Катарины, а затем увидела её — она загородила собой потолок с завитушками. Волнение отражалось в её глазах, лицо светилось от радости. В ответ захотелось так же широко улыбнуться.

— Г-м… М-да?

Чем интересно меня напоили? На языке остался приятный вкус, но даже в этом плывущем состоянии сознания я понимала, что чувствую себя не так, как должна.

— Сколько раз я тебе говорила, что носить корсеты вредно. А уж в такую жару — преступление перед собой! — Катарина поправила на мне одеяло и села на край кровати, взяла за руку — ту руку, что и тогда.

У меня внутри всё обмерло. Я ждала, затаив дыхание. Ждала, но огонь не пришёл. Зря испугалась — слава кому-то, кто меня уберёг от повторения огненной пытки.