Донос мертвеца - Александр Прозоров

— Ого, а это кто? — толкнул локтем в бок своего соседа один из кнехтов, и указал на тяжело выползающие из леса груженные сеном сани. — Откуда?

Успевшие за два месяца безделья облазить все окрестные леса кнехты отлично знали, что на полдня пути в округе никаких селений больше нет. На передке саней, подгоняя запряженную в них пару, сидели трое сервов. Нет — двое!

— Ты глянь, баба! — ливонец, первым заметивший возок, начал подниматься. — Пошли, проверим? Хоть пощупаем…

Второму кнехту, не видевшему женщин с момента выхода войска из Кодавера, мысль понравилась, и он тоже поднялся. Конечно, это могли быть рабы одного из рыцарей, посланные за припасом для лошадей, и тогда их желательно «обыскать», а то, может, и просто русские дураки, не зная про начавшуюся войну, везут сено на продажу, и тогда… У воинов сладко заныло внизу живота, и они, грозно положив руки на рукояти мечей, двинулись саням наперерез.

Повозка, тяжело скрипя полозьями, никакой нервозности не проявляла — как и сидящие на ней мужики. А вот девка беспокойно крутила головой, похоже, прекрасно чувствуя, какое веселое продолжение дня ее ожидает.

— Эй, вы кто такие?

Росин спрыгнул с саней, шагнул кнехтам навстречу и предупреждающе вскинул руки:

— Стойте!

— Почему? Ты кто таков? — остановились ливонцы.

Послышался легкий шелест — тяжелая бронебойная стрела вошла кнехту в ухо и вылезла из другого почти на половину длины. Ливонец, казалось, ничего не заметил, не произнес ни звука, лишь моргнул несколько раз и начал медленно заваливаться набок.

Второму досталось намного хуже: ему в тело впились сразу две стрелы, но не убили, и теперь он хрипел, корчился, выдернул меч и попытался накинуться на Росина — но Костя уже бежал назад, к саням, оставив врага извиваться на снегу.

Кованая конница выхлестывалась из леса стремительным потоком и мчалась мимо ворот к лагерю ландскнехтов. На кнехтов у костра почти не отвлекались: просто каждый из бояр, пролетая мимо, выпустил по три-четыре стрелы, и тут же перевел «прицел» вперед — туда, где стояли куда более опасные немецкие наемники, опытные и умелые псы войны. Две с половиной сотни стрелков, тысяча смертоносных деревянных палочек с остро отточенными стальными наконечниками всего на пять десятков так и не успевших понять происходящее ливонцев. Бездоспешные воины полегли сразу, на месте. Те, кто, внимая приказам дворян, кирасы на всякий случай все-таки надел — падая и хромая, роняя за собой кровавые капли побежали к лесу.

За кнехтами не гнались: конница, меча перед собой стрелы и расширяясь в железную лавину, неслась к отдыхающим у костров ландскнехтам в тонких суконных чулочках. Но немцы жарили над огнем ломтики мяса не в тулупах, а в надетых поверх пышных вамсов кирасах и шлемах с высокими гребнями. И при виде вражеской конницы они не заметались в растерянности из стороны в сторону а стали торопливо застегивать на шлемах ремни, запаливать в кострах фитили и выставлять похожие на высокие рогатки сошки для мушкетонов. Прошла минута-другая, и в сторону боярских сотен громко захлопали торопливые выстрелы. Лошади начали кувыркаться вперед на подламывающихся ногах — но лава все равно продолжала нестись.

Ландскнехты начали отбрасывать бесполезные мушкетоны и выхватывать тонкие длинные палаши. Смешно! Несущуюся в атаку лошадь мечом еще можно убить — но остановить уже нельзя! В считанных шагах от врага бояре начали перехватывать рогатины, и опускать их вперед, метясь в лица врагов или вырезы кирас. Можно, конечно ударить и в саму кирасу, прямого удара ей не удержать — вот только выдернуть потом глубоко засевшее в доспехе копье почти наверняка не удастся.

Конница прошла по лагерю ландскнехтов, из глоток десятков почти одновременно убиваемых людей вырвался общий крик боли — всадники промчались, вырвались на лед Чудского озера, развернулись.

Между костров — там, где, казалось, не способно уцелеть ничто, стояли, сжимая окровавленные клинки, шестеро живых и здоровых немцев. А на земле, среди гладких кирас, бились в предсмертных судорогах несколько коней и распластались четверо воинов в налатниках и кольчугах.

Бояре, вернув рогатины за спины, снова взялись за луки — и истыканные множеством стрел ноги ландскнехтов сразу подломились.

Тем временем медленно ползущие сани развернулись вдоль берега, остановились. Игорь Картышев, зажимая в кулаках от ветра два тлеющих фитиля, нервно оглядывался то на происходящую позади схватку, то на появившуюся далеко впереди толпу. Основные силы осаждавшего Гдов войска, услышав далекую пальбу, расхватали оружие и мчались из обжитой деревеньки к крепости. Может быть, догадались о нападении на дежурные отряды и спешили на выручку, а скорее — торопились принять участие во вновь начавшемся штурме.

Какая разница, если путь все равно один: вдоль берега по льду?

Приближающиеся ливонцы на сани с невысоким стожком особого внимания не обращали — сено и сено, дело привычное. Какую опасность способна утаить в себе одна-единственная повозка? Только извращенный ум человека двадцатого века способен воспринять ствол с пороховым зарядом как действительно опасное оружие и потратить немалые силы, чтобы припрятать его в неожиданном месте, готовя противнику сюрприз.

До набегающих воинов оставалось от силы сотня шагов.

— Пора, — сказал Игорь племяннице и наклонился вперед, втыкая фитили в запальные отверстия.

— Со-олнышко! — пропела Инга своим умело поставленным голосом, так, что слегка оглохшие наступающие враги от неожиданности замедлили шаг.

Зато боярские сотни, услышав заранее обусловленный сигнал, немедленно бросили все, и помчались к саням, на ходу разворачиваясь для новой атаки.

Б-бабах! — сани словно взорвались: сено разлетелось во все стороны, Инга сковырнулась с пищалей на лед, а сами сани скакнули на несколько метров вперед, подрубив задние ноги ни в чем не повинным лошадям. Зато забитые в стволы полторы кадушки стального жребия — кусков железа, каждый размером с большой палец руки — мелко просеяли пространство перед пищалями, не оставив ничего живого на полосе шириной в десяток метров и почти на полторы сотни метров в длину.

В воздухе засвистели стрелы, кованая конница, огибая сани справа и слева, стремительно неслась вперед, честно предупреждая о своем приближении громогласным «Ура!».

Первыми побежали кнехты, вовсе не желающие попадать в кровавую мясорубку. Следом, поддавшись общей панике, кинулись наутек ландскнехты, бросая сошки и совершенно бесполезные при незажженных фитилях мушкетоны — а добывать огонь времени уже не оставалось. Русские, подбадривая бегство гиканьем и стрелами, мчались вдоль берега, отрезая врагов от спасительной чащи. Пусть попытаются скрыться на ровном, широком и кристально-белом снегу…

— Вы молодцы, бояре, — подошел, ведя в поводу своего жеребца, Зализа. — Никак не ожидал, что от этих дымных и тяжелых громыхалок может статься хоть какая-то польза.

— А чего пешком, Семен Прокофьевич? — удивился Росин.