Эхо Севера - Джоанна Рут Мейер

После первых нескольких путешествий в зеркальные книги я осмелела. Если что-то переставало нравиться, я немедленно приказывала библиотеке возвратить меня домой и либо откладывала книгу навсегда, либо просила библиотеку сделать закладку, чтобы можно было потом вернуться в ту же самую точку сюжета. Я по-прежнему не оставляла надежды как-то помочь волку, но шли дни и недели. Меня все сильнее затягивали описанные в книгах приключения, события. А мысли о волке отошли на задний план. Зеркальные книги оказались настолько увлекательными, что я уже не представляла жизни без чтения.

Спустя некоторое время я наткнулась на раздел, в котором были собраны не художественные, а научно-популярные зеркальные книги, и с огромным наслаждением погрузилась в мир медицины. Наблюдала за тем, как хирурги оперируют пациентов, акушеры помогают матерям рожать детей. Следила, как накладывают гипс, чтобы срастить сломанные кости; как зашивают раны. Эти книги неожиданно пробудили во мне давно забытую мечту о поступлении в университет.

Еще я попыталась дополнить мои уроки фортепиано знакомством с историей музыки, но единственная зеркальная книга на эту тему, которую мне удалось отыскать, рассказывала о романе Беренда с дочерью художника. Эта любовь оставила в душе композитора столь глубокий след, что до конца жизни стала его источником вдохновения. Мне трудно было поверить в это.

К сожалению, ни Хэла, ни Мокошь нехудожественная литература не интересовала. Я напрасно искала их в каждой научной или исторической зеркальной книге. Хэл был совершенно неуловим, а вот Мокошь я все же пару раз видела. Впервые – когда отправилась на концерт, где какой-то выдуманный автором музыкант исполнял патетические ноктюрны на странном, хотя, надо признать, довольно интересном клавишном инструменте, врезанном в склон горы. Зрители на концерте тоже были необычными и странными – антилопы, слоны, какие-то огромные журавли, пара единорогов. Все они чинно сидели на стульях и внимательно слушали музыку. Мы с Мокошь помахали друг другу издалека. Однако нужно было успеть вернуться домой к ужину, поэтому поговорить нам не удалось.

В следующий раз наша встреча с Мокошь состоялась во время коронации одного молодого короля. Он упорно сражался за то, чтобы вырвать свою страну из лап могущественной Тьмы. Сияло солнце, ликовали собравшиеся на склоне холма люди, когда Южный ветер возложил на голову короля золотую корону.

– Эхо! – крикнула Мокошь, пробиваясь ко мне сквозь густую толпу. Девушка ухватила меня за рукав и воскликнула, глядя на меня своими сверкающими лиловыми глазами. – Я так рада видеть тебя! Прости, что редко видимся. Я сейчас редко читаю, мама не дает. Все время меня делами загружает! Послушай, пойдем чаю вместе выпьем?

И прежде чем я глазом успела моргнуть, она засмеялась, потянула меня за собой прочь от холма и показала, как создать портал из одной зеркальной книги в другую. Мы прошли в него, и очутились в чайной гостиной, расположенной высоко в ветвях огромного дерева. Витражи в окнах были выложены здесь не из разноцветного стекла, а из ярких крыльев бабочек. С потолка свисали люстры из светлячков. На чай здесь собрались в основном совы и белки. Мы с Мокошь тоже пристроились за маленьким низеньким столиком – пили желудевый чай, грызли крошечные пирожные и смеялись над нелепыми историями сов до тех пор, пока у нас не заболели бока.

Каждый вечер перед тем, как уйти из библиотеки, я заглядывала в дальнюю кладовку, вынимала из комода маленькое зеркальце и просила показать мне отца. Перед тем как лечь спать, он всегда ставил на подоконник зажженную лампу. Дония же всегда гасила ее, как только отец засыпал. Но когда зима начала приближаться к концу, однажды вечером отец не зажег лампу. Он сидел, плакал и говорил про меня.

– Она ушла навсегда, Дония. Она никогда уже не вернется. Она пропала.

А Дония гладила отца по спине и фальшиво улыбалась. Я ненавидела ее в эту минуту так сильно, как никогда прежде.

На следующую ночь зажженной лампы на окне снова не было. Еще спустя два дня отец впервые за долгое время улыбнулся за ужином.

Мне стало горько. С тех пор я перестала смотреть в зеркальце. Не хотела, не могла видеть, как отец будет жить, смирившись с мыслью, что меня больше нет.

Поздно вечером я ужинала, а волк сидел в кресле напротив и смотрел, как я ем. Потом мы запирали на ночь в клетки золотых птиц с красными крыльями и отправлялись в спальню. Незадолго до полуночи я забиралась под одеяло и гасила лампу. Я приказала дому сделать огромных размеров рубашку, чтобы волк мог надевать ее, если будет холодно спать под одним только одеялом.

Иногда под утро мне казалось, будто я слышу, как волк плачет. Но всегда считала, что это мне только кажется. Это не имело смысла.

Волки не плачут. Никогда.

Однажды утром я попросила дом отвести меня к волку, и он вывел меня в сад. Я провела здесь уже несколько месяцев. За это время зима окончательно уступила место весне – за забором ярко зеленел луг, густой листвой покрылись ветки деревьев в темневшем вдали лесу.

В деревне – а наш городок был, по сути, большой деревней – приход весны начинается с того, что снег начинает таять и превращается в грязь, делая непролазными проселочные дороги. Затем на подсохших солнечных склонах бурно расцветают яркие ирисы и нарциссы. Теплым, ласковым становится ветерок. Можно уже убрать до поздней осени в кладовку зимние меховые шубы и валенки. Весной у людей становится больше свободных денег, и они чаще покупают книги. А это значит, что и у нас начинают чаще появляться на столе мясо, масло и сахар. Важно заметить, что этой весной заканчивался срок ученичества у Роди. Я очень опасалась, что он устроится на работу куда-нибудь в другой город. Ведь я никогда больше его не увижу, оставаясь здесь, в доме у волка.

Едва мне стоило войти в сад, как в нос ударил примешавшийся к тонкому аромату цветов резкий, кислый запах крови. Сделав еще несколько шагов, я увидела под розовым кустом волка. Он склонился над только что убитым кроликом и продолжал рвать его горло.

Я замерла на месте, меня замутило.

Потихоньку уйти, чтобы не потревожить волка, я не успела. Он поднял свою испачканную кровью морду и увидел меня.

Секунду или две мы смотрели друг на друга, а затем волк опустил хвост, поджал его между ног и молнией бросился вверх по ступеням прочь от меня.

Я побежала за ним.

Нашла его в гроте за водопадом: волк стоял там и отчаянно пытался стереть передними лапами кровь с морды.

– Волк, – я медленно приблизилась к нему, опустилась на колени, взяла в руки его лапу. – Не надо, волк. Остановись.

Он отвернулся от меня, прижал уши к затылку.

– Волк, – я вытащила из кармана юбки носовой платок и осторожно принялась вытирать его окровавленную морду. Он отводил янтарные глаза в сторону, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Я все понимаю и меня это не смущает. Правда-правда. Я же знаю, что ты не можешь есть суп или лапшу. Так что все в порядке.