Любовь побеждает все - Нора Робертс

Видно было, что ей больно до сих пор. Но Дэвид не протянул к ней руки. Он не знал, как это сделать.

— Вам встретился не тот человек и не в то время.

Эй Джи помотала головой:

— Нет, это я была не той женщиной! С тех пор я усвоила, что честность не всегда самый выгодный путь. Вы представляете, чего бы я достигла в профессии, если бы мои клиенты знали о моей особенности? Те, кто не бросил меня, спрашивали бы, на какую роль пробоваться. Другие просили бы меня летать с ними в Вегас, чтобы подсказывать им, на какую карту ставить в рулетке!

— Значит, вы с Клариссой не афишируете ваши родственные отношения, а остальных не пускаете в свой мир?

— Верно. — Она допила холодный кофе. — Правда, после сегодняшнего, полагаю, все полетит к черту!

— Я объяснил Сэму, что ваше поведение в той комнате вызвано предыдущим разговором об убийстве. Похожесть декораций вывела вас из равновесия. — Дэвид встал, чтобы принести кофейник и налить ей свежего кофе. — Команда что-нибудь помурлычет о не в меру впечатлительных женщинах, да и только.

Эй Джи закрыла глаза. Она не ожидала от Дэвида такого участия и тем более понимания.

— Спасибо.

— Это ваш секрет, Эй Джи, и храните его на здоровье!

— Это совершенно необходимо. Что вы испытали, когда узнали? — спросила она. — Дискомфорт? Смущение? Вы до сих пор ходите вокруг меня на цыпочках!

— Может быть. — Он стал вынимать сигарету, затем затолкнул ее обратно в пачку, — Да, вы вводите меня в замешательство. Мне никогда раньше не приходилось встречаться с подобным явлением. Мужчина должен подумать, сможет ли он иметь секреты от женщины, которая видит его насквозь.

— Конечно. — Она встала, выпрямилась. — И мужчина имеет право защищаться. Я ценю, что вы для меня сделали, Дэвид, но, пожалуй, мои вещи уже просохли! Пока я переоденусь, пожалуйста, вызовите мне такси.

— Нет! — Он вскочил и преградил ей дорогу, прежде чем она успела выйти из кухни.

— Не создавайте дополнительных трудностей ни мне, ни себе!

— Будь я проклят, если мне этого хочется, — пробормотал он и поймал себя на том, что чуть не протянул к ней руку. — Кажется, я ничего не могу с этим поделать! Вы меня смущаете, — повторил он. — Вы постоянно смущаете меня, но я по-прежнему хочу вас, Аврора! По-моему, сейчас только это имеет значение.

— Позже вы будете думать иначе.

Он прижал ее крепче:

— Читаете мои мысли?

— Не шутите.

— Пора кому-нибудь из нас и пошутить! Если вы прочтете, что творится у меня в голове, то увидите, что я думаю только о том, чтобы отнести вас наверх в свою постель!

Она почувствовала бешеное биение в сердце, в горле.

— А завтра?

— К черту завтра! — Он с такой силой прижался губами к ее губам, что ее затрясло. — К черту все, кроме одного: мы с вами нужны друг другу! Вы сегодня не уедете домой, Аврора!

Она дала себе свободу и решила рискнуть.

— Хорошо. Не уеду.

Комната была залита лунным светом. Через открытое окно доносился легкий и сладкий аромат гиацинтов и тихое, успокаивающее журчание ручейка, протекающего через лес. Каждый мускул тела Эй Джи напрягся, когда она вошла в спальню Дэвида.

На стене, как она и предполагала, висела картина — живые, чувственные мазки на белом холсте. Когда она увидела свое неясное отражение не в зеркале, а в высокой стеклянной двери, ее охватила дрожь.

— Я же все это видела во сне, — чуть слышно вымолвила она и отступила назад. Но отступала она в сон или в реальность? Или это каким-то образом было и то и другое одновременно? Испугавшись, она застыла на месте. Неужели у нее нет выбора? Неужели она следует по пути, предначертанному в тот самый момент, когда Дэвид Брейди появился в ее офисе? — Я этого не хочу, — протестуя, прошептала она и повернулась, чтобы вырваться на свободу. Но Дэвид преградил ей путь, прижав ее крепче, именно так, как она и предполагала.

Она подняла на него взгляд, как не раз делала это раньше. Его лицо в тени было таким же неясным, как и ее отражение в стекле. Но глаза, освещенные луной, были ясными, слова четкими и понятными. В них читалось неприкрытое желание.

— Вы не можете больше бегать, Аврора, ни от себя, ни от меня!

В его голосе звучало нетерпение, которое становилось тем острее, чем плотнее его губы прижимались к ее губам. Он хотел, и гораздо отчаяннее, чем мог поверить сам. Его потребность в ней была сильнее, чем он позволял себе признаться. Ее неуверенность, ее колебания пробуждали самые примитивные стороны его натуры. Требовать, брать, обладать! Все мысли в его голове сплелись в один пульсирующий клубок желания. Он испытывал не приятное ожидание, как это бывало с другими женщинами, а ярость, горящую, почти неистовую. Почувствовав первый намек на капитуляцию, он чуть не сошел с ума.

Его губы были так голодны, а руки так сильны! Он настойчиво прижимался к ней всем телом и держал ее так, словно она принадлежала ему. Дэвид был почти готов к насилию, но внутренний голос останавливал его. Он всегда знал, что выбор в конечном счете за женщиной. Она может дать или отказать. Как камень, брошенный в чистую воду, ее решение, принятое сейчас, пустит рябь по всей ее жизни. Когда она утихнет и утихнет ли, предсказать невозможно. Эй Джи знала, что давать всегда рискованно. А риску обычно сопутствует некое возбуждение, некий страх. С каждой секундой удовольствие становилось все более дерзким и зрелым, пока она со стоном не поднесла руки к его лицу и не сдалась.

Это всего лишь страсть, уговаривала себя Эй Джи, чувствуя, как напряглось и заныло ее тело. Потребность, созревающая в ней, не имела ничего общего с ее мечтами, надеждами и желаниями. Она не могла сопротивляться своей страсти и не могла отказать его страсти. На сегодняшний вечер, только на сегодняшний вечер, она позволила себе быть ведомой этой страстью!

Он мгновенно понял, что она принадлежит ему. Ее тело не ослабло, а напряглось. Капитуляция, которой он ожидал, стала голодом, таким же настойчивым, как и у него. У них не будет медленного обольщения, мягкого убеждения. Желание, как лезвие бритвы, сулило не только удовольствие, но и боль. Оба это понимали, признавали и принимали. Вместе они упали на постель и позволили огню разгореться.

Его халат обвивался вокруг нее. Нетерпеливо выругавшись, Дэвид стянул его с ее плеч, обнажив соблазнительные изгибы. Его теплые губы беспорядочно блуждали по ее лицу и гладили ей горло, оставляя ее неудовлетворенной. Он потерся щекой о ее щеку, она застонала от удовольствия. Он стремился мучить, он стремился господствовать, но она охотно встречала каждое его движение. Она чувствовала теплый след его языка и ежилась в предвкушении. Она принялась рывками расстегивать пуговицы его рубашки, пока ее терпение не иссякло и она просто сорвала с него рубашку.