Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты - Диана Чемберлен

– Ну знаете, этот парень просто одержим. Он нерационально себя ведет. Даже не допускайте мысли, что он прав. Ваш муж никогда по-настоящему не знал эту женщину. Если бы у него был этот шанс, он, скорее всего, понял бы, что она самая обычная женщина…

Оливия опустила голову, и Алек увидел слезинку на ее нижних ресницах. Капелька упала на блузку цвета лаванды, оставив на ткани маленькое круглое темное пятнышко.

Алек подался к ней:

– Оливия?

Она поднесла салфетку к глазам, покосилась на других посетителей и сказала негромко:

– Простите. Вы вряд ли пригласили бы меня на обед, если б знали, что я поставлю вас в неловкое положение.

Алек придвинулся ближе к столу.

– Я пригласил вас не для того, чтобы вас расстраивать. – Их колени соприкоснулись под столом, и Оливия немного отодвинулась и принялась теребить салфетку.

– Я ничего не понимаю… Мой муж был таким замечательным до встречи с ней. У нас был благополучный брак, и вдруг все рухнуло. Я все жду, что вернется прежний Пол, но у меня такое ощущение, что он умер.

Алек покачал головой:

– Возможно, он просто запутался. Оставайтесь в его жизни, Оливия, напоминайте ему, как вам было хорошо раньше.

Оливия перестала плакать, но от слез у нее покраснел нос, и она выглядела такой беспомощной. В ней сейчас не осталось ничего от той женщины, которую Алек встретил неделей раньше.

– Я старалась стать похожей на нее, – продолжала Оливия, – на ту, другую, женщину.

Алек снова нахмурился:

– Но ведь ваш муж влюбился в Оливию, верно? Именно с Оливией у него был счастливый брак, а не с этой… – он хотел сказать «сукой», но ему показалось неудобным употреблять это слово при Оливии, – не с этой женщиной, которая довела его до безумия.

Она скрестила на груди руки, кулаки были крепко сжаты.

– Я не могла родить ребенка, – призналась Оливия. – Думаю, поэтому Пол стал иначе относиться ко мне. Я сделала операцию, но оказалось уже слишком поздно.

– А если вы скажете ему о ребенке? – предложил Алек.

– Тогда я никогда не буду уверена, ради кого он вернулся, ради меня или ради ребенка.

Неожиданно из ее сумочки раздался писк пейджера. Оливия достала его, прочитала сообщение.

– Здесь есть телефон? – спросила она.

– Я уверен, вам разрешат воспользоваться телефоном в зале.

Оливия встала, выпрямилась, легко тряхнула темными блестящими волосами и пошла внутрь ресторана. Она снова стала уверенным в себе врачом.

Когда Оливия вернулась, Алек раскрошил свой нетронутый кусок хлеба и кормил уток.

– Вам надо ехать? – поинтересовался он.

Она покачала головой:

– Нет, там справятся без меня.

Оливия посмотрела на свою изорванную салфетку, насупилась, словно не понимая, как эта бумага попала на столик. Она собрала клочки и положила на тарелку, виновато улыбнувшись Алеку.

– Извините, Алек. В следующий раз, когда я снова начну плакаться на мою жизнь, просто засуньте мне в рот пробку, договорились?

– Я готов вас выслушать. – Он бросил последний кусок хлеба в воду. Утки начали шумно драться за него. – Ваша жизнь совсем не похожа на мою, но итог одинаковый. Мы оба одиноки. И я знаю, каково это.

Оливия крутила соломинку в чае со льдом, потому что с салфеткой уже было покончено.

– Когда я начинаю тосковать о Поле, я сразу вспоминаю, каково вам без Анни. И я… – Она замялась, покачала головой. – Мне очень не хватает прикосновений. Я говорю не о сексе, а о том, что нет человека, которого можно взять за руку, нет близости с другим человеком. Пока это имеешь, не понимаешь, насколько это важно.

Алек кивнул, Оливия откинулась на спинку стула и снова сложила руки на коленях.

– Я начала ходить на массаж, чтобы чувствовать, что хоть чьи-то руки касаются меня. – Она смутилась от собственного признания.

Алек улыбнулся ее откровенности, понимая, что она имеет в виду. Интересно, Оливию массирует женщина или мужчина и имеет ли пол массажиста значение? Может, ему самому начать ходить на массаж? Как он будет себя чувствовать, если станет платить постороннему человеку за то, что тот облегчит боль тела, преданного забвению?

Они остановились у светофора на обратном пути в мастерскую, и Алек указал на улицу, ведущую к пляжу.

– Видите вон тот коттедж, третий справа? Там мы с Анни жили, когда только приехали на косу. – Маленький коттедж стоял на сваях над песком. – Как вы уже поняли, у нас почти не было денег.

Оливия молчала, пока машина медленно ехала в плотном потоке транспорта.

– После смерти Анни я начала работать в приюте для женщин, – наконец сказала она.

Алек удивленно посмотрел на нее:

– Почему? – Он ненавидел это место.

Оливия только пожала плечами.

– Благодаря Анни я узнала о его существовании. Муж ушел, у меня появилось свободное время. – Она посмотрела на него. – Сотрудники приюта до сих пор говорят об Анни.

– Правда?

– Они ее обожали. У Анни всегда было множество идей, и все они полагались на ее изобретательность. Без вашей жены там все разваливается. Во всяком случае, они в этом уверены.

– Как и мой дом. – Казалось, Алек говорит сам с собой.

Машина остановилась на стоянке перед мастерской. Оливия расстегнула ремень безопасности и повернулась к Алеку.

– Какой Анни была на самом деле? – спросила она. – Когда о вашей жене говорит персонал приюта, создается впечатление, что ее можно причислить к лику святых.

Алек рассмеялся:

– Сомневаюсь, что атеистов причисляют к лику святых. – Он повернул ручку кондиционера еще на одно деление. – Анни была человеком очень высоких моральных принципов, никогда не жалела денег на благотворительность. Практически все, что она зарабатывала, она передавала в различные фонды. Защитники прав животных, больные СПИДом, бездомные, борцы за право на жизнь – все получали от нее пожертвования.

– Борцы за право на жизнь? – переспросила Оливия.

– Да, Анни была ярой противницей абортов. А я отдал деньги в фонд планирования рождаемости, чтобы свести на нет ее усилия. – Алек улыбнулся, вспомнив об этом. – Она так на меня разозлилась!

– Меня это удивляет. Судя по тому, что я слышала, Анни придерживалась очень либеральных взглядов.

– Так и было во многих отношениях, но только не в том, что касалось абортов. – Алек поднял голову и посмотрел на окна мастерской. – Складывается впечатление, что Анни была идеальной. Но она была обычным человеком. Иногда у нее портилось настроение.

Он вдруг почувствовал себя виноватым за то, что принижает образ Анни в воображении Оливии, но странные и неожиданные приступы меланхолии были такой же частью натуры Анни, как и ее альтруизм. Меланхолия накатывала на нее и отступала, словно волны. Алек никогда этого не понимал, да Анни и сама не умела этого объяснить. В такие моменты она отгораживалась от него, от всех. «Это моя темная сторона», – говорила Анни ему, и Алеку казалось, что он видит, как темная туча опускается ей на плечи. Он быстро понял, что никак не может помочь ей справиться с таким настроением. Ему только оставалось ждать, пока эта полоса пройдет. Алеку не давало покоя то, что Анни погибла именно во время такой черной полосы, что она ушла из этого мира в тоске.