Войны России за Украину. От царя Алексея до Екатерины Великой - Андрей Дикий

«Черкасов добрых, семейных, записывать на службу и наделять их пахотными землями, сеножатями и всякими выгодами», — говорит дальше инструкция воеводам.

Кроме того оказывалась и государственная помощь новоприбывшим, о размерах которой можно судить по сохранившимся отчетам-донесениям воевод.

Так, воевода Севский в 1639 году сообщает о помощи, оказанной «черкасам и переселенцам из Литовской земли»: выдано «государевого жалованья за выход» по 5 рублей мужчинам; матерям и женам по полтора рубля; детям от 15 лет и старше — по рублю, а младшим по полтине. Кроме того выдано натурой: семейным по 5 четвертей ржи и 2 пуда соли, а одиноким по 3 четверти ржи и по 1 пуду соли. Для поселения им отведены усадебные участки для построек их жилья и по три десятины в каждом из трех полей (то есть по 10 гектаров пахотной земли). Ежегодное жалованье «за несение царской службы» было назначено: атаманам по 7 рублей, есаулам по 6 рублей, а рядовым по пяти рублей.

Приблизительно в таких же размерах оказывалась помощь переселенцам и в районах других воеводств, а также на полупустых землях будущей Слободской Украины (Харьковщина), которая и название свое получила от «слобод» — свободных поселений, которыми селились переселенцы. Давалась также — в разных местах различно — и помощь «на дворовое строение», то есть на приобретение строительных материалов.

Точных статистических данных о числе переселенцев не имеется. Но что число это было не малое, видно из разных косвенных источников. Так, в г. Короче в 40-х годах XVII века отдельной слободой жило 440 семейств «черкасов» (то есть украинцев). Сходные цифры мы видим и во всех остальных московских пограничных городах: в Путивic, Севске, Валуйках, Белгороде, а кроме того густые поселения в районе Чугуева, где обосновался и бежавший с 3000 своих сторонников гетман Острянин. «Черкасские слободы» встречаются не только в приграничных районах, но и значительно севернее: в Кромах, Ливнах, Орле и в других городах.

В связи с этим массовым бегством своих подданных Речь Посполитая обратилась к Москве с требованием вернуть ее беглых людей (в требовании говорится о 20 000), но Москва ответила категорическим отказом.

Не будучи в состоянии опровергнуть факт массового бегства из Украины в Московское государство, которое, разумеется, не могло бы иметь места, если бы действительно существовала вражда к «чуждым москалям», как это утверждают шовинисты-сепаратисты, они пытаются опорочить жизнь переселенцев в Московском государстве.

Так, например, Грушевский в своих исторических трудах подробно описывает один случай, когда в Короче судили и наказали плетьми, а потом передали мужу одну казачку, Оринку Лободу, за то, что она, подвыпивши, говорила «непригожие слова» против царя, недовольная тем, что царь не хочет выкупить из татарской неволи ее сына. Или не менее подробно описывает «ущемление привычных казацких свобод», которое заключалось в том, что московские власти вмешивались в дела казаков, которые не исполняли принятых ими при переселении обязательств.

Как сообщает Грушевский, казак Петро Данчура из Белгорода с товарищами, получивши жалованье и разные пособия на обзаведение хозяйством, деньги пропили и проиграли, Воевода Белгородский доносит в Москву, что «поелику Данчура с товарищи пропились и в зернь проигрались, пашни не завели и дворов не построили, то нет надежды на их службу впредь» и спрашивает, как ему поступить. Москва ответила: «Петру Данчуре с товарищи за их воровство учинити наказание: бити батогами нещадно и, учиня наказание, дати жалованье по нашему указу сполна и приказать впредь не бражничать и никаким воровством не воровать, на землях своих строиться и землю орати».

Подобными примерами Грушевский и его последователи пытаются доказать, что переселенцы в Московское государство попали «в тяжелое положение».

Конечно, не все шло гладко в начале совместной жизни переселенцев с коренным населением Московского государства. Воспитанным на примерах польской анархии и понятиях о «казацкой свободе» (тоже недалекой от анархии) переселенцам был чужд твердый порядок и регламентация взаимоотношений, свойственные централизованной Москве. Но большинство из них легко и быстро сживались с новым строем, и только единицы или небольшие группы выражали свой протест или возвращением в переделы Украины, или, чаще всего, уходом в «воровские ватаги» в погоне за легкой полуразбойничьей жизнью. Возможно, что пропивший и прогулявший жалованье казак Данчура искренне верил, что на основании «казацкой свободы» он был вправе это сделать, но вряд ли можно утверждать, что с такими явлениями не надо было бороться и что борьба с ними — это «ущемление свободы».

Московское правительство, по-видимому, разбиралось в особенностях психологии переселенцев и за одинаковые проступки не одинаково карало людей своих и переселенцев. Характерный пример приводит в своих трудах историк Миклашевский. Под страхом смертной казни или, в лучшем случае, «нещадного биения батогами» было запрещено уничтожение «заповедных лесов», служивших охране границ, что и проводилось неукоснительно. Когда же в рубке этих лесов были пойманы «черкасы», то все дело кончилось тем, что те из них, которые еще не были российскими подданными, были приведены к присяге, а из вырубленного леса запрещено производить изделия на продажу. Были ли деревья отобраны — неизвестно.

Жили переселенцы обособленно в своих «слободах», сами выбирали своих атаманов и, как правило, московское правительство не вмешивалось в их внутренние дела.

В этот период массовой иммиграции, или, по терминологии сепаратистов, «колонизационного похода на восток», переходили рубежи Московского государства не только разбитые отряды повстанцев или отдельные группы и одиночки, искавшие за рубежом спасения от притеснений, но переселялись целые православные монастыри со всеми монахами, имуществом и приписанными к монастырям людьми.

В тот период в православной церкви, как было указано выше, было утрачено и ее внутреннее единство, и связь высших иерархов с народом. Видя симпатии митрополита Петра Могилы к польскому социальному порядку и подозревая его в возможной измене православию, низшее духовенство и, в особенности, монахи монастырей Левобережья (Лубенского и других), так называемые «заднепрянские старцы», были в открытой оппозиции к политике Могилы, считая себя борцами за чистоту православия. В этом их поддерживал бывший митрополит, свергнутый Могилой, Исаия Копинский.

И вот после кровавых усмирений Украины Конецпольским и приветствия усмирителям православным митрополитом Петром Могилой «заднепрянские старцы» переселились в полном составе (три монастыря) в пределы Московского государства, где были встречены очень приветливо и размещены со всем их имуществом (даже пасеками) по монастырям центральной России.

Как видно из приведенных выше фактов, весь период «золотого покоя» и предшествовавшие ему десятилетия были и периодом подготовки к великой освободительной борьбе, начатой Богданом Хмельницким в 1648 году и приведшей, в конечном результате, к полному падению Польши. В этот период отчетливо определились способности к созданию великого славянского государства у двух конкурентов на эту роль: Москвы и Речи Посполитой.