Крапленая карта мира - Антон Леонтьев

– А почему здесь так накурено? Ты же раньше не курил! – Профессор двинулся в гостиную, где на уютном диване расположилась Люся. Внезапно Ростовцев обернулся и произнес, удивленно подняв брови: – Какой же я дурак, прямо-таки старый маразматик! Все же годы дают о себе знать! Ты приехал не один, а с Верочкой. И я, старый хрыч, не позвонил домой, так как пребывал в полной уверенности, что здесь никого нет. Не беспокойся, Дима, я сейчас ретируюсь. Мне все равно нужно заехать в университет.

Дима облегченно вздохнул. Пусть думает, что он с Верой. Придется что-нибудь придумывать, но важно, чтобы старик ничего не увидел. Ростовцев уже снова натягивал плащ, когда из гостиной показалось кукольное личико Люси. Ничуть не смущаясь, она произнесла:

– Димусик, это кто?

В первый раз за свою жизнь, и без того полную преступлений, Дима захотел убить ее, не раздумывая. Рыжая дура все испортила. Вылезла голая по пояс, назвала его Димусиком.

Профессор Ростовцев повернулся на сладкий голос. Секунду или две, не мигая, смотрел на Люсю. Затем схватился за косяк и начал медленно оседать. Дима бросился к старику. Тот хрипел, его лицо на глазах приобретало синюшный оттенок.

– Пошла вон! – рявкнул Дима на Люсю.

Та не заставила себя ждать. Через минуту она покинула квартиру на Ленинских горах. Профессор, подвернув ногу, лежал в прихожей, часто дыша.

– Нитроглицерин, – прошептал он. – У меня в кармане.

Его рука шарила в кармане плаща, прозрачный белый тюбик выкатился на пол. Профессор судорожно открыл его, но крошечные белые таблетки разлетелись по прихожей.

– Как ты мог, – прохрипел Павел Сергеевич, глядя на приемного сына. – Ты обманывал меня и Лилю. Вера… Она ничего не знает, бедный ребенок. Ты мерзавец…

Дима подошел к телефону, взял трубку и, послушав мерный гудок, положил ее на место. Старик, если выживет, обязательно расскажет правду Лиле и, что самое ужасное, Вере. Все, к чему Дмитрий так долго стремился, рухнет в один момент. Беспомощный старик, корчившийся, как краб, в прихожей, стоит на пути между ним и будущим. Ростовцеву под восемьдесят, почтенный возраст.

– Мерзавец, – шептал профессор, слабея с каждой минутой. – Как мы могли тебе верить. Ты…

Дима так и не узнал, как еще хотел назвать его приемный отец, потому что взгляд профессора остекленел, изо рта побежала струйка слюны. Убедившись, что Павел Сергеевич мертв, Дима тщательным образом привел комнату в порядок. На это ему потребовалось около часа. Затем он уехал в МИД, где пробыл до самого вечера. Телефонный звонок застал его в кабинете начальника.

– Вас, Дмитрий Николаевич, – произнес, выслушав несколько фраз, один из дипломатов.

Дима был внутренне готов и сумел разыграть изумление и скорбь, как заправский актер. Все решили, что пожилой профессор Ростовцев вернулся из командировки в Швецию, кстати, преждевременно, так как жаловался на боли в сердце, и едва он вошел в квартиру, как его настиг серьезный приступ. Он был один, пытался принять нитроглицерин, но не сумел. Трагическая смерть, но что поделаешь, все мы смертны.

Срочной телеграммой из Чехословакии была вызвана Лиля Ростовцева, Дима рьяно взялся за организацию похорон. Все восхищались, глядя, как молодой человек в черном костюме с достоинством организует столь скорбное и важное мероприятие. Лиля была безутешна, но Дима подставил приемной матери крепкое плечо. Она была благодарна судьбе за то, что в этот момент рядом с ней оказался Дима. Прощание в зале университета, бесконечные траурные панегирики, цветы и венки, масса знакомых и незнакомых лиц, ученики, аспиранты, кандидаты, доктора…

Когда гроб с телом профессора погребли на Ваганьковском кладбище, а поминки остались позади, Дима почувствовал невероятное облегчение. Убивая ребенком и подростком, он не заботился о том, как лучше замести следы и избежать наказания. Тогда это его не волновало. Теперь он понял, что находился в миллиметре от краха собственной жизни. Развлечения развлечениями, но на карту поставлено слишком много. Нужно быть или предельно осторожным, или вовсе прекратить сексуальные безумства.

Когда он через две недели улетел в Америку, в Москве-реке стало еще одним неопознанным трупом больше. Рыжеволосая женщина лет двадцати семи, удушенная кем-то, с кирпичами, привязанными к телу, покоилась на дне реки где-то на окраине столицы. Люся была ненужным и опасным свидетелем.

Вера встретила мужа лаской и нежностью. Впервые за многие месяцы Дима ощутил к ней благодарность и нечто похожее на любовь. В конце концов, он должен гордиться тем, что его столь трепетно любит такая женщина. Когда Вера завела разговор о ребенке, он уже не отмахнулся от этого, а обещал подумать.

Прошло несколько лет. Дима с головой погрузился в работу. Иногда, провожая взглядом женские фигурки, он думал, что платит слишком высокую цену за право пробиться к власти. Однако о его успехах заговорили в Москве, тесть Каблуков прикладывал мыслимые и немыслимые усилия, чтобы его зять стал самым молодым послом в истории советской дипломатии.

Как-то Дима оказался в Сан-Франциско, калифорнийском чуде, где жизнь била ключом круглые сутки. Дмитрий достиг такого положения, когда мог не опасаться, что за ним кто-нибудь приглядывает. Люди из КГБ были довольны его успехами, ему удалось завербовать двух человек, которые поставляли весьма ценные сведения в Москву. Для встречи с одним из них он и прибыл в Сан-Франциско. Все было обставлено как рутинный визит советской дипломатической делегации в университеты США. Дима удивлялся, видя, какой горячий отклик находят идеи коммунизма среди интеллектуальной элиты. Если бы они знали правду о Советском Союзе или хотя бы малую ее часть…

Встреча прошла успешно, Дима был уверен, что спецслужбы Америки, которые наверняка «пасли» советских дипломатов, не заметили, как у них под носом произошел обмен секретной информацией. Дима знал, что микропленки, оказавшиеся у него в руках, – настоящая сенсация. Ему надоело быть одним из заместителей. Пути было два: или в другую страну, где он сам станет послом, или в Москву, на повышение. Иностранщина уже поднадоела Диме.

То ли его так пьянило чувство победы, то ли скудный сексуальный паек в течение последних двух лет дал о себе знать, но он решил в последний раз отдаться страсти. Покинуть отель, где остановилась советская делегация, оказалось делом несложным. Ночной Сан-Франциско похож на бриллиант, сверкающий каждый раз новым цветом. У Димы была с собой приличная сумма в долларах, язык он знал в совершенстве, а мысль о том, что скоро он займется любовью не с Верой, будоражила кровь.

Он зашел в первый попавшийся стриптиз-бар. Представить подобное в Союзе он не мог. А тут, в Штатах, это рядовое явление. Познакомиться с девицами было плевым делом.

– Линда, – представилась смазливая особа, плюхаясь на переднее сиденье автомобиля, который Дима взял в аренду, используя фальшивые документы. В посольстве была целая комната, где хранились поддельные, но ничем не отличающиеся от настоящих, американские документы разных мастей. – Ты из Новой Англии? – спросила Линда, устраиваясь у Димы на коленях. – Говоришь, как я, но легкий акцент…