Огненная кровь - Михаил Горожанин

Милада засмеялась и открыла дверь. В тот же момент в голове ее словно что-то взорвалось, и она провалилась в темноту.

…………….

– Она моя подруга!

– Она плохо на тебя влияет! Признайся, это ведь она подговорила тебя заглянуть за запертую дверь? Молчишь? Ну, молчи. Я и так знаю.

Милада не открывала глаза. Ей было интересно, что ответит Оксанка. Через некоторое время прозвучал твердый ответ:

– Мы с Миладой – одно целое. И вам это нужно усвоить! Все ее проступки – это мои проступки. Все ее победы – это мои победы. И наоборот, все мое – её. Запишите где-нибудь. – Она помолчала и добавила: – Извините за резкость.

– Обойдусь, – сухо ответила Рябинушка. – Я пойду, а ты скажи ей, чтобы вставала уже. Хватит подслушивать. Времени мало. Готовься.

Легкие шаги прошелестели по комнате. Негромко стукнула о косяк дверь.

– Милка, – позвала Оксанка.

Милада вздохнула и открыла глаза. Она лежала на одной из кроватей в комнате с фотографиями. Была раздета и укрыта прохладным, чуть влажным, как ей показалось, одеялом. Оксанка сидела рядом на стуле и с тревогой всматривалась ей в лицо.

– Ну? Ты как?

Милада прислушалась к ощущениям.

– Вроде нормально, голова только чуть побаливает. А что было-то?

Взгляд подруги слегка затуманился.

– А черт его знает… Такое впечатление, что дверь была словно паутиной затянута. Ты её, то есть дверь, когда дернула, паутина сорвалась и тебя всю опутала. Ты закричала и свалилась. Лежишь и не дышишь почти. Я перепугалась до смерти. Волк убежал, как я понимаю, за Рябинушкой, а я тебя сюда приволокла, на кровать. Потом она пришла, что-то над тобой пошептала, паутина с тебя сползла, как живая, и комком ей в ладонь. Милка! Ты попала под действие колдовства! – Глаза Оксанки заблестели. – Охранного наговора! Так Рябинушка объяснила, когда я ее допрашивать начала. И еще сказала, что тебе повезло. Дважды. Нет, трижды. Во-первых, потому что наговор был старый, ослаб. Во-вторых, что она была недалеко. И, в-третьих – потому что ты моя подруга. Я поняла это так, что иначе бы она совсем не стала тебе помогать.

– Ты не представляешь, как я тебе за это благодарна, – сказала Милада, свешивая ноги с постели и с удивлением отмечая, что под потолком горит лампа, отчего темнота за окном кажется еще темней.

– Я сейчас обижусь, – заметила Оксанка.

– Я не язвлю, – перебила Милада, – я серьезно.

– Ага. Я так и поняла.

– Ладно, – примирительно сказала Милада. – Сколько я? – Она кивнула на кровать.

– Почти шесть с половиной часов, – объявила Оксанка.

– Да уж, – хмыкнула Милада, – старенький наговор, говоришь? А интересно, что было бы, будь он свежим?

– Вот и я спросила, – усмехнулась Оксанка. – Рябинушка сказала, что ты бы превратилась в паука.

– Чушь какая-то. Не верю я во все это.

– А знаешь, Милка, зря. Думаю, нам надо к этому серьезно относиться. Потому что мне придется всем этим заниматься.

Милада быстро взглянула на подругу, не шутит ли. Оксанка была совершенно серьезна. А в глубине светло-серых глаз стоял страх. Милада потянулась, взяла ее за руки, почувствовав их мелкую дрожь, и пересадила на кровать рядом с собой.

– Рассказывай.

Оксанка помолчала, грустно улыбаясь. Потом мотнула белокурой головой, словно приняв решение.

– Короче. Рябинушка умрет скоро, может уже через год. Поняла она это совсем недавно и тут же начала искать замену.

– Замену? Замену чему?

– Ну… Вроде того, что ведун должен перед смертью знания свои кому-то передать. Иначе упокоиться не сможет.

– Круто! И ты, значит, вероятная преемница. А больше некому?

– Вроде того. – Оксанка отвела глаза. – Она мне еще рассказала, что в нашем роду ведьмы через поколение рождаются. Прикинь?

– Вот почему Танечка так среагировала.

– Да, теперь понятно… Ведьмы живут долго, и мама надеялась, что мимо меня это пройдет, так как передавать знания можно только молодым.

– Постой-ка! – спохватилась Милада. – Это как же она тебя всего за год всему обучить собралась? Чему она сто лет училась? И как ты планируешь этим заняться? А работа? А жизнь, наконец? На выходные будешь мотаться?

Оксанка вздохнула и посмотрела на нее как-то жалобно. Потом опустила глаза и негромко ответила:

– Она сказала, если я решусь учиться, мне придется остаться и жить у нее.

– Да ты рехнулась, женщина! – не выдержала Милада. Мысль о том, что подруга на год станет заложницей Рябинушки, ужаснула ее. – Ты что, бросишь все и будешь тут жить, пытаясь научиться тому, во что сама не веришь?!

– Да верю я! – крикнула вдруг Оксанка. Милада от неожиданности закрыла рот. – Верю! Отчего не верить, если бабушка Шура взглядом чайник кипятила, а я чашки с тарелками двигаю!

Милада была ошарашена. Но и возмущена. Однако ошарашена больше. Она смотрела на осекшуюся Оксанку, и взгляд ее темнел.

– И ты! Мне! Ничего! Не рассказывала?! – наконец взорвалась Милада. – За столько лет! Ни разу! Я же твоя лучшая подруга! И сегодня ты мне врала в глаза! «Что ты по этому поводу думаешь, Милка?». «Я думаю, что экзамен на проверку наличия у меня колдовских способностей, Милка». «Я поняла, что я самая обыкновенная…» – передразнила она.

– Я боялась, – прошептала Оксанка, отчего Милада сразу замолчала. Возмущение мгновенно схлынуло. Оксанка снова посмотрела на нее жалобно и продолжила уже в голос: – Люди боятся того, чего не понимают, и ты это знаешь не хуже меня. Я показала в первом классе одной девочке, с которой дружила, как я взглядом могу ложку по столу двигать. А она испугалась так, что больше ко мне не подходила. Да я и сама перепугалась, когда у бабы Шуры чайник кипел без огня, она на него только поглядывала изредка. Она меня тогда только тем успокоила, что представила все как фокус. И то я ее долго еще боялась. – Она вздохнула. – С мамой мы давным-давно договорились, что это никогда не всплывет. У меня и рефлекс выработался. Мимикрия. Не стала я тебе говорить еще по нескольким причинам. Во-первых, чтобы не напугать и не оттолкнуть, во-вторых, чтобы у тебя не возникло чувства зависти к этим способностям.

Милада хмыкнула.

– А таскать лупоглазого урода по тусовкам, где все на тебя вешались – это было без проблем? Я ж тебе и так завидовала по-черному!

Оксанка посмотрела на нее со слабой улыбкой.

– Ты обещала про это больше не говорить!

– Прости, – повинилась Милада, хотя в ней так и клокотал праведный гнев. – Скажи лучше, ты знала, зачем мы едем?

– Нет, – призналась Оксанка. – Только здесь начала догадываться. Понимаешь, я этим с детства не баловалась после того случая. Врезалось мне в память, как тогда на меня Верка посмотрела.