Венец многобрачия - Наталья Александрова

Я залпом выпила полчашки горячего чая, обожгла язык и немного пришла в себя. Что это я тут сижу и откровенничаю с абсолютно незнакомым человеком?

– Значит, так, вернемся к нашим проблемам, – строго сказала я. – Ты прочитал часть записок и убедился, что внушение мыслей на расстоянии вполне, как сейчас выражаются, конкретная вещь?

– Допустим, – осторожно ответил Эрик.

– Я не утверждаю, что тебя чем-то опоили или накормили…

– Этого не может быть.

– Подожди! – отмахнулась я. – Я предполагаю, что тебе просто пытаются внушить какие-то действия. В данном случае сегодня это было – напечатать и сжечь платежку. Это – репетиция. А потом, когда придут деньги, они внушат тебе, чтобы ты эту платежку напечатал и сам отправил куда там следует, чтобы они получили деньги.

– Сам понял, – надулся Эрик, – ты думаешь, у меня совсем с головой плохо?

– Теперь еще вопрос – что это за люди и где они находятся? – Я решила не обращать внимание на амбиции Эрика и говорила спокойно. – Если верить запискам Валентина Сергеевича, то внушение лучше производить с близкого расстояния. И эти всякие гипнотизеры тоже вызывают человека к себе в кабинет.

– Ты считаешь, у нас в доме живет гипнотизер? – с усмешкой сказал Эрик. – Или, знаешь, был такой советский писатель-фантаст – Александр Беляев, я в детстве зачитывался, так вот, у него там один сконструировал такой аппаратик и внушал всем подряд все, что хотел.

– И больших успехов, кстати, с помощью этого добился! – ехидно подхватила я. – Беляева я тоже читала, «Властелин мира» называется. Так вот, этот тип там и денег хапнул кучу, и даже сумел одной девице внушить, что она жить без него не может. Кстати, у тебя там как, в голове, только насчет денег или про девиц тоже что-то имеется?

Я тут же пожалела о сказанном. Эрик покраснел так сильно, что белесые брови выделились на лице. Покраснел он не от смущения, а от злости. Он посмотрел на меня как-то странно, потом отвернулся и встал, чуть не опрокинув стул. Мы помолчали минут десять, после чего я, совершенно неожиданно для себя, подошла и положила руки ему на плечи.

– Прости меня, я не со зла, это уж такой характер. Все мои мужья знают, что характер у меня скверный.

– Мужья? – повернулся ко мне Эрик. – У тебя их много?

– Трое, – честно ответила я. – Не подумай плохого, не трое одновременно, а по очереди.

– А этот, что я видел, он – который? – с интересом спросил Эрик.

– Последний… и тоже бывший, – с совершенно ненужной откровенностью ответила я. – Так что давай не будем ссориться, я мужчин не обижаю, расстаюсь с ними мирно. Так о чем мы говорили?

– О девицах, – нахмурился он, – ладно, откровенность за откровенность. – У меня тоже была жена. Два года назад она умерла…

– От рака, – неслышно произнесла я.

В моей голове все встало на свои места – и его одиночество, и высушенность горем, которую я приняла за надменность при первой нашей встрече, и странная интонация Эрика, когда он рассказывал мне, кто такой Ульрих Майер.

– Мне очень жаль, – сказала я, просто чтобы как-то отреагировать, – так все же, могу я продолжать?

– Давай, – согласился он и уселся на подоконник.

– Не будем уточнять, каким образом на тебя воздействуют, – осторожно начала я, – возможно, просто сильный экстрасенс, но в этом случае он должен быть где-то рядом, тут, в доме. Далее, как мы уже выяснили, в квартире нас никто не подслушивает, иначе они давно поняли бы, что ты не один. По этой же причине никто не следит за дверью квартиры, потому что тогда они тоже заметили бы, что мы с Горацием тут. Но должны же они знать, когда ты появляешься. Стало быть, можно наблюдать за тобой из окна. У тебя на площадке три квартиры. Две из них – твоя и еще одна – выходят окнами на улицу, откуда видно парадную.

– А в третьей никто не живет, – подхватил Эрик, – оттуда как раз жильцы выехали недавно.

– Отлично! Потому что я заметила, что как раз из той квартиры, где никого нет, можно было бы видеть через глазок дверь твоей квартиры. А из этой, третьей, – нельзя. Такая уж планировка в нашем доме – лестница находится в стороне от площадки и лифта. На лестницу даже ведет отдельная дверь, и она как раз рядом с твоей квартирой. Так что, когда я поднимаюсь к тебе по лестнице, из той квартиры не видно, как я вхожу. Двери у тебя бесшумные, не скрипят, так что если проскочить тихонько, что мы с Горацием и сделали, то можно надеяться, что нас никто не видел. И кто живет в этой подозрительной квартире?

– Женщина… такая, все время лицо закрывает… – неуверенно ответил Эрик. – Я ее не знаю.

– Господи! – Я прямо подпрыгнула на месте. – Совершенно из головы вылетело! Когда у тебя все началось, ну это… явления всякие…

– С неделю, наверное, назад.

– Все сходится! – радостно завопила я. – Я ее, паразитку, вычислила!

Эрик посмотрел на меня с испугом.

– Что смотришь, слушай лучше! – прикрикнула я.

И дальше довольно невразумительно, но все же точно, я рассказала про странную даму, про разные пальто, про то, как даму подменили в Сосновке, а мы с Горацием совершенно случайно это заметили.

– И вот, понимаешь, я все никак не могла понять, для чего же это было нужно – подменять женщину, а теперь все встало на свои места!

Очнувшись, я поглядела на Эрика и поняла, что это у меня все встало на свои места, а у него, наоборот, все перевернулось, кроме твердой уверенности, что у меня не все дома. Я еще раз достаточно терпеливо рассказала ему про бутик на Вознесенском, про пальто с седоватым ворсом, про воротник и карманы. Все было без толку: мужчина есть мужчина, есть вещи, ему недоступные.

Я пришла в раздражение и только было хотела пройтись насчет тупых мужских немецких мозгов, как что-то меня остановило. Вернее, не что-то, а весьма определенная вещь. Я представила, что Эрик обидится, и мне стало стыдно. От этого чувства я пришла в такое удивление, что замолчала на полуслове. Дело в том, что раньше в споре меня никогда бы не остановила подобная ерунда. Подумаешь, мой оппонент обидится! Да на то и спор, чтобы доказывать, что я права! А иначе зачем спорить… На работе и с малознакомыми людьми я все же малость сдерживалась, а в свое время с Артемом, например, каждый спор переходил у нас врукопашную. Евгений, чтобы не покалечить меня своим карате, срочно начинал медитировать, а Олег серьезно утверждал, что в споре я всегда придерживаюсь только одной тактики. Это очень просто: пункт первый – я всегда права, а пункт второй – если я не права, то нужно смотреть пункт первый.

И вот теперь я, кажется, впервые в жизни поставила себя на место другого человека и поняла, что он обидится, если я скажу гадость. Как странно, всегда думала, что характер у человека не меняется. Если уж родился ребенок заразой, таким и останется на всю жизнь.

Поскольку я молчала, мой белобрысый оппонент тоже призадумался. Он хмурил брови, но видно было, что никак не укладывается у него в голове подмененная дама. То есть в принципе он мне верил, но вот именно в этом вопросе что-то сомневался…