Главное – любить - Наталия Веленская

Один только этот факт заставляет меня мысленно воспарить к небесам от счастья, довольно дрыгая ножками. Из мужчин за всю мою жизнь для меня готовил только дедушка. Кажется, это была манная каша, и я ещё тогда ходила в садик.

Интересно, если Корсаков для фальшивых отношений так старается, что же он будет готов сделать ради своей любимой девушки? Заботы, оригинальности и романтики ему, конечно, не занимать.

— Пока не увижу вживую не поверю, — пробурчала я, но глаза мои смеялись. — У тебя там точно целый штат припрятан прислуги, я уверена.

— Ага, и дворецкий. Ты что-то подобное уже говорила, — кивает Корсаков. — Надеюсь, скоро сможешь увидеть меня на кухне, в деле. Так что начинай составлять список, чего бы ты хотела попробовать в моем исполнении.

Список? Вот это он зря сказал. Поесть я люблю. Как запрягу его с десяток блюд кулинарить для моей неотразимой персоны, посмотрим потом, долго ли он так довольно улыбаться будет и насвистывать. Да и в его исполнении я бы много, что хотела попробовать, и я совсем не о еде… Чёрт! Права была Сёмина, и для здоровья длительное воздержание действительно вредно. Для правильного функционирования мозга так точно!

Мы наконец-то дошли до его приёмной, в которой восседала цербер Марина. Лицезреть её постную физиономию мне совсем не хотелось. Подозреваю, что ей мою тоже. А ещё нужно срочно помолиться всем богам, чтобы она не подавала нам с Корсаковым суп! Я по дурости сегодня приехала на работу в молочно-белом платье, которому совсем не к лицу будет вылитый борщ. Или что там наготовил Саша.

По традиции, он озвучивает Марине просьбу не беспокоить нас во время обеда. Её «Да, Александр Романович», звучит так, будто она изо всех сил сдерживается, чтобы не психануть. И заодно не перегрызть мне горло. Потому что красноречивый взгляд был направлен именно на меня. Почему он этого не замечает? Почему она может безнаказанно рычать на своего начальника и его гостью?

Что за привилегии ей выделили в неограниченном количестве и за какие такие заслуги? Все эти вопросы жгли мне язык, но я не знала, стоило ли их задавать Александру третьему. А что, если ответ мне не понравится?

Господи, о чём я только думаю! Распереживалась так, будто я действительно боюсь потерять Корсакова. А это не так! Я ещё не увязла с головой в этих недоотношениях, и пока ещё могу адекватно мыслить. Значит, вполне можно и спросить: какого чёрта позволяет себе его секретарша?! Главное переформулировать вопрос так, чтобы не казаться ревнивой дурой.

Журнальный столик был красиво сервирован на двоих: тарелки, приборы, изящные бокалы, живые цветы, сверкающим на солнце кувшины с напитками. И будто бы и весь остальной минималистичный кабинет тоже ожил, стал уютнее. Солнечная погода и настроение Корсакова дополняли эту идеальную картину.

— Надеюсь, стол ты накрывал сам? — протянула я, впрочем, без особой надежды.

— А что? — кажется, Саша немного напрягся.

— Ну-у-у мало ли. Знаешь, как-то не хочется, чтобы твой секретарь плюнула мне в суп, — присаживаюсь я на диван и аккуратно пододвигаю к себе тарелку.

— С чего бы ей это делать? — брови Корсакова удивленно ползут вверх. Эй, а на вопрос он мне отвечать собирается? Мне что-то реально боязно притрагиваться к еде.

— Саш, я не слепая и прекрасно могу понять отношение людей к себе. Кто относится по-доброму, с симпатией как Ярик. Или кто еле сдерживает себя, чтобы не нахамить…

— Как Марина, — подсказывает Корсаков. Присаживаться рядом он не спешит. Стоит и смотрит на меня сверху вниз, скрестив руки на груди.

— Как Марина, — соглашаюсь я. — Лично мне ни жарко ни холодно, нравлюсь я ей или нет. Но если она так с другими твоими клиентами или партнёрами будет себя вести? Это как минимум не профессионально! Вообще не удивлюсь, если её по блату сюда взяли.

Это первое, что приходит на ум, глядя на Марину. Да, всему виной стереотипы, и я, признаться, тоже была им несколько подвержена. Не знаю, насколько у этой стервы развиты умственные способности, и хорошо ли она справляется со своей работой, но выглядела она действительно так, будто получила это место через постель.

Я очень постаралась выключить истерично ревнивые нотки, но до конца этого сделать мне так и не удалось. Со стороны мы, наверное, смотрелись довольно забавно, как слон и моська — я сижу тут на диване, взирая на огромного стоящего надо мной Корсакова, и пытаюсь учить его жизни. Что хорошо, что плохо, и как должны работать его сотрудники.

— Да ты права, — вздохнул Саша. — Марину действительно взяли на это место по блату. По очень большому блату. И она далеко не чужой для меня человек.

Глава 26

К плохим новостям никогда нельзя быть абсолютно готовым. Ты можешь сколько угодно рассуждать, какой будет твоя реакция, пытаться предвидеть свои чувства. И потому смело надеешься, что сможешь обуздать их. Или сможешь приказать сердцу стойко выдержать любой удар. Но это самообман. Всегда есть один самый первый миг, когда все внутренние увещевания, внутренний аутотренинг, вся твоя выдержка летит в трубу.

Я знала, что с этой Мариной всё не просто так.

«Не чужой для меня человек». Почему он так открыто об этом говорит? Так бессовестно прямо смотрит мне в глаза?!

Нужно было что-то ответить, но я не придумала ничего лучше, чем заглушить ком обиды, ложкой супа. Вкуса, которого я совершенно не ощутила. Сейчас я настолько была оглушена этой новостью, что совершенно не осознавала, что поглощала. С таким же успехом я могла есть размоченный в воде картон.

— Вот как, — наконец-то смогла проговорить я.

— И это не то, о чём ты подумала, — Саша наконец соизволил разместиться рядом, откинув одну руку на спинку дивана. Устроился с удобствами, чтобы пристально наблюдать за тем, как я поглощаю его кулинарное творение.

Интересно, это как он определил? Неужели у меня настолько красноречивый взгляд? На всякий случай, я решила опустить глаза, внимательно разглядывая содержимое тарелки.

— И что же я такого подумала?

— Как обычно, самый плохой вариант, — усмехнулся Корсаков.

— Так это вроде бы твоя прерогатива. Или мы наконец-то нашли то, в чём действительно похожи?

— Просто признайся, что ты ревнуешь.

— Я?! — от возмущения я чуть не задохнулась. И как же хорошо, что в этот момент не успела донести ложку до рта. — Мне кажется, ты себе льстишь, Корсаков!

— Когда ты смущаешься и пытаешься это скрыть, то начинаешь фамильничать, — уже откровенно веселиться Александр третий, придвигаясь ко мне вплотную и