Его птичка - Любовь Попова

Легкая ухмылка, небрежный кивок и вот его губы почти касаются ее, обдавая горячим свежим дыханием.

— Тогда будь послушной девочкой и расслабься. Сегодня я сделаю все сам, — произнес он тоном, не терпящим возражений и жадно коснулся ее губ, которые от прикосновения тут же закололо, а в теле началась настоящая буря.

Аню кидало то вправо то влево, тело содрогалось от переизбытка эмоций, но женская рука, накрывшая грудь посередине заставила замереть на месте и принимать все, что собирался сделать Сладенький.

Единственное, что ей было позволено это стянуть с него рубашку, и провести кончиками пальцев по выступающим мышцам на груди и животе.

От ее голодного взгляда эго тридцатилетнего мужчины не могло не подняться столько же стремительно, как недавно поднялся член.

 Он уже готовился к своей операции, дрожа в предвкушении сделать надрез во влагалище и подарить этому миру новую сексуальную женщину.

Но как бы не изнывал живой скальпель, сам врач наслаждался преддверием удовольствия.Расстегнул пуговички на светлой пижамке, развел полы в сторону и долго-долго смотрел на выпирающие соски.

Манящие. Дерзкие. Яркие в этом свете, как вишенки на самом изысканном десерте. Их хотелось взять в рот, их хотелось запечатлеть кистью художника. На женскую грудь в принципе можно смотреть бесконечно. Но эти два небольших, округлых полушария казались настоящим совершенством.

— Рома, — часто задышала Аня и уже хотела от смущения прикрыть грудь, настолько остро чувствовала его взгляд, от которого острые вершины сладко ныли.

— Не смей, никогда не смей от меня скрываться, — резкий тон и руки отброшены, а большие мужские ладони накрывают девичью грудь, линиями жизни ощущая твердость бутонов. — Ты очень горячая и сердце бьется слишком часто. Боюсь, как бы не пришлось вкалывать тебе успокоительное.

Аня хотела бы усмехнуться, но ладони, массирующие ее грудь, глаза предельно внимательное, следящие за ее лицом не дали и тени улыбки проскочить на губах.

Все было так чувственно и остро, что Аня только выгнулась, чувствуя, как между ног собралась порядочная влага.

— Лучше, естественная инъекция, доктор.

Хотелось уже кричать: «сделай что-нибудь с тем зудом, что мучает меня которой день, сделай что-нибудь с тем восторгом, что перекрывает даже мечты о балете» Так не должно быть. Люди не должны испытывать эмоций, сравнимых разве что с наркотической зависимостью. Ломкой, уничтожающей все мысли и чувства.

Сделай что-нибудь! Даже вопиющая развратная поза, которую она заняла на кресле, волновала ее меньше, чем эти размерные движения рук, мнущих ее грудь. Она хотела больше. Она хотела этого бесконечно.

 Но вот руки заменили длинные, опытные пальцы и теперь они катали между большим и указательным соски, словно дергая за рычаги нервных окончаний.

— Господи, прекрати, — умоляла Аня и вцепилась в руки Ромы, но он был не умолим. Он должен был убедиться, что проникновение его не маленького члена принесет. как можно больше дискомфорта. Кроме этого было так сложно отнять руки от совершенства груди, но пора двигаться дальше.

И вот его губы глотают очередной ее стон, языком вылизывая шелковую глубину рта, а руки тянутся вниз, проводят по плоскому животику, гладят влажный от испарины лобок и наконец, касаются подрагивающей плоти.

 Там настолько мокро, а запах настолько дурманит, что Рома воет в губы, тихо сдерживаясь, порыв сорвать последнюю преграду и просто засадить, наплевав на чувства девушки.

Губы ведут дорожку поцелуев вниз, находят соски, долго ласкают их языком.

Но не это его цель.

 Когда Рома садится прямо перед креслом и смотрит как истекает влагой промежность, Аня в смущении закрывает лицо руками.

— О, боже. Как стыдно.

— Тебе нечего стыдиться, — провел он по щели кончиками пальцами вверх-вниз, собирая смазку.  — Ты прекрасна. Везде, моя Птичка.

Аня мало осознавала окружающую действительность. Ей неимоверно сильно хотелось понять это сладкое, тянущее наслаждение. К чему оно приведет. Что ждет ее в руках этого мужчины. Такого циничного там снаружи, и такого страстного любовника наедине.

— Нежно будет только первый раз, — замечает он, но взгляда оттуда не отрывает. — Не обольщайся.

Его слова наоборот вызвали прилив радости, ведь он рассчитывает на продолжение. И можно просто наслаждаться тем, что он собирается с ней сделать.

И уже спустя пару секунд Рома наклоняется вперёд, вдыхает пряный аромат и прижимается губами к ничем не прикрытому бутону.

Аня застонала, замирая от удовольствия с каждым плавным движением его губ. Когда его язык осторожно коснулся самого чувствительного местечка, вызвав этим бурный всплеск наслаждения, она не выдержала — её руки открыли лицо, но вместо этого зарылись в его волосы.

Рома про себя улыбнулся. Стыдливость девушки рассыпается перед настоящим экстазом, что дарит мужчина.

Вскоре Аня заметалась под его губами и языком. Ему приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы удержать её на месте, взяв в плен своих пальцев её белые, мускулистые бедра.

Запах, исходивший от неё, кружил голову, и Рома раз за разом нападал на её набухший холмик, нежно облизывая лепестки и лаская клитор.

Аня же, то тянула Рому за волосы, то отпускала и сжимала свою грудь, не в силах выдержать того удовольствия, что заставляло пальцы на её ногах сжиматься и разжиматься, а её саму — со всхлипами выстанывать любимое имя.

— Ром… Рома! Господи, Рома!

Водоворот ощущений, даруемых его губами и языком, с головой захватил её, принося самые невероятные, самые сильные в её жизни сексуальные переживания.

Аня почувствовала, что приближается нечто мощное и грандиозное. Она обхватила голову Рому обеими руками и крепко прижала к себе. Его движения тут же ускорились, давления языка усилилось, поднимая её всё выше и выше среди облаков нирваны и лучей кайфа.

Мгновение, другое — и девушка замерла, запрокинув голову и глядя широко открытыми, но невидящими глазами куда-то в темный потолок. Внешний мир померк, в голове молотом стучала кровь.

 Секунда. Две. Три. Охуенно.

С громким полустоном-полувскриком она выдохнула. Её тело охватили мелкие судороги, мышцы напряглись, а ладошки — глубоко зарылись в его шевелюру, причиняя боль.

 Она глубоко и остро переживала первый в своей жизни оргазм, подаренный другим человеком.

Рома впервые в жизни наслаждался этим процессом, но яйца уже кричали, член выл, а тело стало натянутой тетивой готовой пульнуть стрелу в одну маленькую щелку.

Он не медлил, стянул боксеры, раскатал по члену презерватив и встал, наслаждаясь тем, как отражается на лице восторг.