Вся жизнь конспирация. История семьи нелегалов - Михаил Владимирович Фёдоров

и тихо. В комнате Жужи — скромная старая мебель, никаких излишеств, всюду царила чистота. Предложив мне иллюстрированный журнал, сама вышла на кухню готовить кофе. Осмотревшись, обратил внимание на завешенную покрывалом дверь в соседнюю, смежную комнату. В какой-то момент за этой дверью отчетливо послышался шорох (включали фото-, кино-, звукозаписывающую технику?). Мое душевное напряжение достигло высшей отметки.

За кофе завязался вначале обычный пустяковый разговор, не лишенный с ее стороны элементов флирта, а затем, наконец, пришли и к «сугубо личному». Жужа рассказала о своей недавней поездке в Венгрию к родственникам, тепло отозвалась об уровне жизни в стране, назвала некоторых своих друзей и знакомых.

— Там я познакомилась с директором одного крупного завода, — глаза ее испытывающе посмотрели на меня, — он предлагает мне руку и сердце и хочет, чтобы я приехала насовсем в Будапешт. Он любит меня, обещает счастливую жизнь в достатке, но я никак не могу решиться, боюсь будущей неизвестности при этом варварском коммунистическом режиме… — Жужа выжидающе, с любопытством глядела на меня. Взгляд у нее был весьма проницательный. Затем, опустив глаза, продолжила: — Хотя мы не так давно знакомы, но вы произвели на меня впечатление серьезного и порядочного человека, поэтому я и решилась посоветоваться с вами по столь деликатному вопросу, — и вновь устремив на меня вопросительный взор, спросила: — Как мне быть, как поступить?

Я очнулся от своих мыслей и заметил, что она наблюдает за мной.

— Видите ли, — начал я медленно, — давать советы в таком частном деле очень трудно, это ведь не шахматная комбинация: король — туда, ферзь — сюда. Лучше всего прислушаться к голосу собственного сердца.

— Но все же, как бы вы поступили на моем месте?

— Да, задачка не из легких… Я вообще могу вам все испортить, — сказал я уныло. — Я не специалист по сердечным делам.

Она позволила себе легкое удивление.

— Вы человек опытный, можете дать разумный совет.

Жужа ловко ввернула вопрос, отвечая на который я так или иначе должен был раскрыть свое политическое кредо, ведь речь зашла о Венгерской Народной Республике. Сверхзадача нашей беседы прояснилась. Оговорившись тысячу раз, что мое мнение никак не должно повлиять на ее решение, раскрыл «собственные» убеждения: пространно разрисовал Венгрию как тоталитарную, недемократическую страну, оперируя расхожими для западной прессы той поры штампами: «железный занавес», «сателлиты», «марионетки». Все это говорилось из расчета на непременное прослушивание, организованное контрразведкой. Со стороны можно было сделать однозначный вывод: говоривший является убежденным сторонником демократических ценностей западного образца. Жужа поддакивала, иногда задумчиво кивала, побуждала приводить новые доводы и соображения репликами типа: «Но есть же там и порядочные люди…», «Неужели за «железным занавесом» никому нельзя верить?..»

Однако постепенно эта тема стала иссякать. Она поблагодарила за «очень ценные соображения» и сказала, что хорошенько подумает, прежде чем решиться на замужество. Надо сказать, что в течение всей встречи она вела себя выдержанно, стремлений выйти за рамки приличия не предпринимала. Расстались мирно, даже довольно дружески. На улице я вздохнул с облегчением. Мне хотелось побыть одному, прогуляться и привести в порядок свои мысли.

После этого ночного визита Жужу довелось видеть всего дважды: однажды столкнулись при выходе из шахматного клуба (вскоре она перестала там появляться) и позднее — случайно на улице. В обоих случаях она «очень спешила», мол, некогда даже поговорить. Что ж! Свою роль она, как сумела, выполнила, больше я ее не интересовал.

Вскоре по прибытии в страну назначения от нас стали поступать в Центр сообщения о появлении устойчивых признаков интереса к нам со стороны местных спецслужб. Как известно из западных публикаций, задачей контрразведывательного изучения попавших в поле зрения лиц является накопление материалов, которые позволили бы определить: ведет ли объект изучения противоправную деятельность в стране и если да, то представляет ли она угрозу национальной безопасности. С этой целью спецслужбами проводятся различные, зачастую комплексные, оперативные мероприятия для сбора необходимых им сведений, расходуются значительные финансовые средства. В отношении нас «оппоненты» применили весь доступный ассортимент приемов: начиная с простейших (проверка загранпаспортов, маршрута прибытия, источников средств существования, сбор сведений по месту проживания) и кончая сложными (наружное наблюдение, оказание психологического давления, попытки ввода собственного работника в разработку и, наконец, «шерше ля фам» — испытание женскими чарами).

Как в Центре реагировали на сгущавшиеся тучи над нами? Естественно, что неоднозначно. Даже в среде единомышленников, имеющих опыт опосредствованного «общения» с противостоящими спецслужбами, а некоторые и непосредственного, всегда возникает треугольник мнений, обусловленный и служебным положением, и жизненными перипетиями. Центр мог предложить любой из трех вариантов: отозвать — выждать — попробовать переиграть контрразведку. Каждый из руководителей был по-своему прав, каждый из них руководствовался заботой о нашей личной безопасности, о судьбе всей операции в целом, о том, чтобы в случае осложнения понести как можно меньшие политические и оперативные издержки, чтобы не раскрыть методы и приемы работы. При поступлении первичных сигналов об опасности треугольник мнений обычно равносторонний: суждения присутствуют, но ни одно из них еще не превалирует. Затем, по мере накопления фактов их субъективной оценки, начинается борьба мнений, в результате которой возникает однозначное решение.

«Дыхание спецслужб» в стране пребывания приходится ощущать каждому разведчику-нелегалу. И хотя такой расклад событий предвидится в Центре и к нему сознательно заранее готовится разведчик, каждый раз он воспринимается как ЧП и порождает тысячу вопросов о причинах внимания, проявленного со стороны контрразведки. Зная причину, легче принимать решения, строить контригру: меры по нейтрализации обстоятельств, давших основание для появления подозрений. Но ведь Центру, находящемуся за тысячу километров от места, где происходят события, трудно определить, что на уме у контрразведки противника и насколько серьезны поступившие сигналы. Причем при обсуждении позиции сторон различны. Если Центр, зная всю подноготную подготовки и вывода нелегала в страну назначения, может предполагать в качестве причины проявленного интереса спецслужб широкую шкалу «уязвимых» мест, то контрразведчик исходит из поступивших сигналов и собственного чутья. Сигналы могут быть далеки от «уязвимых» мест, не иметь с ними ничего общего. Например, могут возникнуть подозрения в спекулятивных сделках, наркотических операциях или нарушении нравов и в этом направлении работает чутье «оппонента», а Центр заранее исходит из предположения, что спецслужбы только тем и занимаются, что выявляют нелегалов. Как убедиться в обратном, если на руках только косвенные свидетельства намерений и шагов спецслужб?

Например, в Монтевидео уругвайская контрразведка рыскала в поисках молодых коммунистов-подпольщиков, которые нелегально выезжали по линии Комитета молодежных организаций СССР в Москву, там проходили курсы идеологической работы в Центральной комсомольской школе в Вешняках и возвращались в страну пропагандистами-подпольщиками. Подозрение