Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии. 1942-1971 - Райнхард Гелен

Надо было обеспечить и сохранность архива. В марте 1945 года его привезли в Наумбург и спрятали поначалу в винном погребе моих друзей. Однако вскоре из документов, переданных ныне широко известным агентом Цицероном[34], стало ясно, что американцы обменяют оккупированную ими Тюрингию на западную часть Берлина, которая находилась в руках русских, и создадут там свой оккупационный сектор. Поэтому пришлось принять срочные меры, чтобы перевести архив в другое место. Я распорядился немедленно погрузить его на два грузовика и вывезти из Наумбурга в Берхтесгаден.

Воспользовавшись оказией, отправил с ними свою жену и детей в Баварию. Ибо, если бы моя семья оказалась в руках русских, я не смог бы возобновить свою прежнюю деятельность. Советы, вне всякого сомнения, использовали бы мою семью, чтобы оказать на меня давление. По дороге грузовики попали под воздушный налет, но, к счастью, обошлось без жертв. Затем в районе Хофа их остановили эсэсовцы, которые потребовали, чтобы автомашины следовали в ближайшую казарму СС для проверки груза и путевых документов. Для сопровождавших архивные документы людей при тогдашних обстоятельствах это было связано с риском для жизни, нисколько не меньшим, чем недавний налет авиации противника. Опытные водители, знавшие, что им угрожает, нашли после лихорадочных поисков еще одни ворота в заборе, окружавшем казарму, которые были закрыты, но не охранялись. Им удалось их открыть, выехать на улицу и скрыться. Моя семья по пути следования нашла в Хаме, что в Баварском лесу, прибежище, где и осталась. А документы в полной сохранности были доставлены в Берхтесгаден-Райхенхалль, где тогда располагался отдел «ИАВ». И уж из Райхенхалля документы вывезли и спрятали в подобранных тайниках.

Чтобы сохранить кадры для будущей разведывательной организации, мы разбили личный состав отдела на три группы и разместили их в трех отдаленных пунктах в Альпах. Там мои сотрудники должны были укрываться примерно три недели после капитуляции, пока не уляжется суматоха и не прояснится обстановка. Тогда им предписывалось обратиться в ближайшую американскую военную комендатуру. Их, конечно, отправят в лагерь для военнопленных. Наверняка можно было ожидать, что оккупационные власти попытаются использовать сотрудников отдела «ИАВ», имевших большой опыт разведывательной работы, в своих интересах. Поэтому я дал указание моим людям не соглашаться ни на какое сотрудничество, пока они не получат лично от меня письменного разрешения.

Подготовку убежищ в Альпах и обеспечение их всем необходимым взял на себя сотрудник отдела, офицер резерва, в гражданской жизни – старший лесничий Век. В этих целях он использовал охотничьи домики, расположенные в горах. Их было трудно обнаружить, но оттуда хорошо просматривались все дороги и тропинки, ведущие к нам. В случае опасности из укрытия можно было незаметно уйти.

3 апреля 1943 года я скромно отметил свой день рождения в кругу своих сотрудников – офицеров, унтер-офицеров и солдат, а также вспомогательного состава. А 9 апреля, как я уже упоминал, был отдан приказ об освобождении меня от должности начальника отдела. Мои подчиненные, несмотря на тяжелейшую обстановку в стране, 12 апреля устроили прощальный ужин в мою честь. Прощание было тяжелым: никто не знал, что нас ожидает в ближайшем будущем. Вполне понятно, что настроение у всех было подавленным: серьезность этого часа наложила отпечаток на всех нас.

Спустя несколько дней майор Хименц выехал через Хам на север, чтобы доставить Шелленбергу мой доклад, адресованный Гиммлеру. Я добрался вместе с ним до Хама, чтобы навестить свою семью, нашедшую там убежище. Здесь же находилась и жена Хименца. На следующий день мы попрощались, и я вернулся в Райхенхалль, где пробыл дней десять.

28 апреля 1945 года начались наши великие приключения. Я направился к одному из наших сборных пунктов, расположенному восточнее других, – к местечку Фрид-ам-Занд неподалеку от Райт-им-Винкель. Мне только что стало известно о приказе Гиммлера ликвидировать генерала Хойзингера и меня, так как мы за долгое время службы в генштабе знали слишком многое о делах высшего руководства. Чтобы предупредить Хойзингера, я немедленно направил к нему своего человека, но тот его уже не застал. Генерал был уволен почти год назад в связи с событиями 20 июля 1944 года и жил вместе со своей семьей. Незадолго до прибытия моего курьера, по-видимому предчувствуя опасность, он отправился с рюкзаком за плечами на запад и через некоторое время оказался в американском лагере для военнопленных. Я же решил, поскольку слишком много людей знало, что я должен был находиться на нашей базе в Фрид-ам-Занд, отправиться в целях безопасности в другой пункт сбора, находившийся значительно западнее других, – в Элендсальм.

Еще по дороге туда я принял радиограмму Бауна, прибывшего в Альгой с частью своего штаба. Он просил накоротке встретиться с ним в Хинделанге для получения дальнейших указаний. Вместо вместительного «хорьха» я выехал на маленьком «ДКВ», взяв с собой лишь одного офицера-порученца. Через дальний перевал мы направились к месту встречи. По дороге туда мы, однако, наткнулись на части отходившей дивизии, которая вот уже несколько дней вела тяжелые оборонительные бои у горных проходов с превосходящими силами американцев. Нам просто повезло, что мы направились на маленькой и верткой автомашине: пробираться вперед, минуя многочисленные пробки, было очень непросто. Лишь на рассвете мы оказались южнее Фюссена, где нас остановили солдаты, занявшие там оборону. Дальнейший проезд был невозможен, так как на некоторых дорогах шли бои, а на других – взорваны мосты. Нам пришлось возвратиться назад, так и не связавшись с группой Бауна.

Добравшись до Элендсальма, я оставил машину и направился дальше пешком. Ручной клади у меня не было: все необходимое находилось в рюкзаке. Сразу же поднялся по боковому склону. Подъем оказался трудным. В горах было много снега, и я с трудом продвигался вперед. Век говорил, что в районе Элендсальма бродят отставшие от своих частей эсэсовцы. Однажды они даже попытались захватить наш домик. Поэтому я счел необходимым пойти по боковому ущелью. Должен признаться, что если бы знал заранее, сколь трудно пробираться в снегу по бездорожью, то вряд ли бы на это решился. Во время многочасового подъема в гору я не раз мысленно возвращался к положению дел. Сейчас мы находились в неизвестности. Трезвый рассудок говорил: наше предприятие – довольно рискованное. Однако скептические размышления не побудили меня изменить принятое решение.

За этими мыслями незаметно закончился трудный подъем, которому, казалось, не было конца. Когда лес кончился, я почувствовал себя спасенным. Передо мной расстилалась пологая заснеженная поляна, посреди которой виднелась хижина: это и был Элендсальм. Там я нашел всю группу в полном сборе: 6 офицеров и 3 человека из вспомогательного состава. Они радостно приветствовали меня.

Мы должны были учитывать, что, хотя американцы и не проявляли особого желания подниматься в горы, нас могли все же разыскивать. Правда, поисков можно было не опасаться вечером и ночью. Но на рассвете часть группы уходила в горы. Машинистки из вспомогательного состава и двое молодых офицеров, которые вследствие ранений не могли совершать крутых подъемов, оставались в хижине. Обычно мы поднимались к вершине Ауэршпитца, примерно в одном километре от каменной стены Ротванд. Лесистая местность позволяла нам вести наблюдение за округой. Появившаяся зелень радовала глаз. Если бы не тяжесть неизвестности, пребывание в горах можно было бы рассматривать как прекрасный отпуск. Такому восприятию способствовали и наши разговоры, которые мы вели между собой, греясь на солнышке. Местность была мне знакома еще с 1921 года, когда я учился в военной пехотной школе и в горах осваивал бег на лыжах.