Вдохни океан - Ольга Обр

было, хорошему человеку помогла. А Алекс, он только грустно посмотрел и попросил больше так не делать. При воспоминании об этом, сердце обливается кровью. Вот и не сделала. Но кто же знал, что мирная Палера окажется опаснее охваченной войной страны? К концу заключения в палате Кир, которому всё ещё не разрешают вставать, изводит меня по-полной. Он капризничает как маленький ребёнок, требует внимания и развлечений. На мои закономерные слова, что он ведёт себя как младенец, мальчишка лишь надувает губу и требует наклониться поближе. Чтобы немедленно доказать, что он никакой не малыш. Не получив требуемое, ругается и грозит страшными карами, как только сможет ходить. А я вдруг задумываюсь о том, что захоти он, мог бы уже сто раз причинить мне вред. Но нет, Кир не трогает меня два месяца. Почти не трогает. И я действительно не боюсь его больше. Точно не в том плане, в котором боялась изначально. Уверена, что насиловать меня мальчишка не будет, бить тоже. Но вот пытаться залезть мне под юбку, это сколько угодно. А как его убедить перестать, я не знаю.

В конце концов, его выписывают домой, со строгим наказом не заниматься единоборствами ближайшие два месяца. Еще неделю он спокойно сидит дома, следуя наставлениям врача, но уже в середине мая не выдерживает и выходит на работу. Правда, от тренировок всё же пока воздерживается.

После больницы Кирам гораздо более задумчив, чем раньше. Хотя, казалось бы, куда уж больше. На какое-то время он перестаёт донимать меня со своей неудавшейся половой жизнью и я выдыхаю. Только, боюсь, надолго его не хватит.

КИРАМ

Я не помню, как оказался в больнице. По словам Джавада, Мари позвонила Дине, обнаружив меня без сознания и с высокой температурой. Всё-таки беспокоилась, и это греет душу. Рёбра адски болят, лежать надоело до ужаса, а не встанешь. Может, я и капризничаю, но совсем немного. И потом, имею право. Мари приходит каждый день рано утром и остаётся со мной до вечера. Её тихое присутствие скрашивает черный кошмар нахождения в клинике. Мне интересно слушать истории моей девочки, из неё хороший рассказчик. Поражает, как много она путешествовала и в каком количестве переделок побывала. Я воспринимал её как хрупкую девушку, но сейчас понимаю, что Мари гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. И, наверное, именно поэтому я проиграл сам себе тот глупый спор о том, что она станет моей к концу марта. Уже май, а я так и не преуспел. Как-то раз ближе к вечеру, она заявляет, что устала быть моей Шахерезадой, и у неё пересохло горло. Я знаю эту историю, и знаю, что Шахерезада в итоге стала женой Шахрияра. Нет, моё сердце, ты будешь рассказывать мне сказки всю жизнь, наша тысяча и одна ночь только начинается.

Дома становится гораздо легче, но всё равно долгое время, пока я нахожусь на больничном, не знаю, куда себя деть. Без тренировок тоскливо. Да и в целом как-то невесело. Однажды ночью, когда трещина ноет особенно сильно, меня посещает мысль, что Мари могла и не успеть. И не было бы больше на свете Кирама. Дыхание прошедшей так близко, уже в который раз, смерти, замораживает что-то внутри и я много рефлексирую о бренности бытия. Даже оформляю завещание, в котором отписываю всё моё состояние, немаленькое теперь за счет победы в чемпионате, моей девочке. Так же наказываю Джаваду позаботится о ней и вывезти в Арану или любую другую свободную страну, если со мной что-то случится. На что брат обзывает меня идиотом, велит выбросить из головы дурные мысли и взяться за ум.

Постепенно раны заживают, и чем дальше, тем больше я возвращаюсь в норму. Не бывает худа без добра: с изумлением понимаю, что мы смогли найти общий язык с Мари. Мы почти не язвим друг другу и, кажется, вышли на какой-то новый уровень отношений. Когда говорю ей об этом, она смеётся и заявляет:

— Ага, мы теперь как престарелые супруги, которым скучно вместе, потому что один знает наперёд, что скажет другой. А вообще, — добавляет после небольшой паузы. — Давно надо было тебя стукнуть, как следует, — я слышу улыбку в её голосе и не обижаюсь. Всё-таки она у меня редкая ехидна.

18

МАРИ

Май проходит в пустых делах, Кир почти не беспокоит меня, замкнувшись в себе, и я радуюсь затишью. Никогда бы не подумала, что буду жаждать одиночества, раньше я не могла его переносить просто на физическом уровне. Но ведь лучше одному, чем с кем попало. Но весна заканчивается и наступает день, который я раньше так сильно любила. Первый день лета. Мой день рождения. Проводив Кира на работу, предаюсь воспоминаниям, от которых подозрительно щиплет глаза, но я уже не могу остановиться. С самого раннего детства мы с родителями неизменно отмечали мой день рождения на пляже. Где бы ни были мы до этого, но первого июня все встречались в родном городе и днём ехали на Небесный пляж в пригороде Кио. Когда подросла и стала отмечать этот праздник с друзьями, то под встречу с ними обязательно отводила вечер. Традиция «деньрожденного» пикника была нерушима все двадцать пять, теперь уже двадцать шесть, лет моей жизни. Представив в красках, как сейчас чувствуют себя мама, папа, Лиз и Колин, я не смогла сдержать слёз.

Кир как раз доехал до офиса и вышел на связь. Услышав всхлипывания, которые никак не удавалось остановить, стал допытываться, что произошло. К счастью, его довольно быстро отвлекли. Я же тем временем умылась и смогла взять себя в руки. День тянулся как обычно, но на душе было муторно. А ведь он всегда приносил мне только положительные эмоции, день моего рождения. В обед, когда Кирам отключился, зная, что у меня есть минимум час свободного времени, я схватила ключи от машины и поехала прочь из дома. Оставаться там сегодня было невыносимо. Я ехала практически на автопилоте, хорошо, что этот городок такой крошечный и сонный, машин на дороге почти не было. Стоило мне уехать с привычного маршрута, тут же раздался звонок. Разговаривать с ним не хотелось до одури, но, исходя из предыдущего опыта самостоятельной прогулки, я решила, что гораздо выгоднее взять трубку.

— Да, Кир, — ответила не глядя. Совершенно не сомневаясь, кто звонит.

— Куда ты? — коротко спросил он.

— На пляж дивов, — честность, как известно, лучшая политика.

— Что случилось?

— Ничего, просто захотелось, — услышав