Убить Троцкого - Юрий Маслиев

– Кто там, ротмистр? – донесся из приоткрытой двери кабинета хорошо поставленный барский баритон генерала.

– Добрый вечер, Иван Сергеевич. Не ждали? – войдя в дверь и направив оружие на стоявшего у открытого сейфа оторопевшего генерала, ехидно поинтересовался Михаил.

– Честно говоря, – мгновенно взяв себя в руки, спокойно ответил генерал, – не исключал такой возможности. Правда – не так скоро… Обмишурился, стареть стал, заигрался. Забыл, что играть с Муравьевыми – все равно, что с гремучими змеями. Со старым князем я бы так не пошутил… А вот тебя, змееныша, не просчитал… Давно ваша семейка на моем пути стояла…

– Напрасно нажимаете на кнопку под столом, ваше превосходительство, – раздался сзади Михаила голос Широкова, задержавшегося на несколько мгновений в приемной, – сигнализация не сработает. Я ее устанавливал – я ее и отключил.

– Не будем тянуть время, господин генерал, вы все понимаете… – продолжил, приблизившись к столу, Михаил.

– Да, – коротко и глухо ответил Орлов.

Лицо его посерело. Он знал, что гибель неотвратима – помощи ждать неоткуда; и как профессионал понимал: переубеждать Михаила – бесполезно. Ставки сделаны, и по рулетке судьбы уже поскакал шарик. Но номер выпадет не его – он проиграл. А через считаные секунды Орлова постигла участь ротмистра, и тело его безвольно опустилось на ковер.

Михаил начал лихорадочно просматривать бумаги, хранившиеся в огромном сейфе начальника контрразведки.

Не обращая внимания на боязливо поторапливающего его поручика, он отобрал несколько папок, в которых хранились сведения о нем и его друзьях. Взял также папку с делом баронессы фон Шварцнельд и бумаги с адресами явок в Петрограде и в Москве, после чего выписал отпускное свидетельство на имя поручика Широкова, тут же заверив их печатями, а подделать подпись ему не доставило особого труда. Забрав также увесистую пачку банкнот в английских фунтах, он запер сейф с кодовым замком и жестом пригласил Широкова к выходу.

На обратном пути, заметая следы, Муравьев уничтожил дежурного офицера, вырвал страницу журнала регистрации посетителей и, ликвидировав часового, стоявшего у входа, – спокойно, сдерживая суетившегося Широкова, двинулся к стоявшим недалеко в переулке друзьям с лошадьми. Через полчаса четверо верховых, никем не узнанные, выбрались окружными путями из города и понеслись по направлению к Воронежу.

Ранним утром, разбив бивак в роще у небольшой речушки и плотно позавтракав, друзья решили упорядочить свои дела.

Первым делом достав из планшета отпускное свидетельство, командирующее Широкова в Париж, Михаил, передав ему также крупную сумму денег, заставил поручика написать расписку, в которой тот обязался сотрудничать, описав свое участие в гибели генерала Орлова. Широков готов был подписать все что угодно – впереди маячил Париж, где находилась его матушка. Он обязался по приезде дать зашифрованное объявление в газете, по которому знающий человек мог бы определить его местонахождение. Крупная сумма денег обеспечивала ему безбедное существование – поэтому лицо Андрея светилось от счастья. А расписка… да что расписка… Главное, что он, благодаря своим новым знакомым, вырвался живым и невредимым из смертельной передряги.

Далее, прочитав дело Анны Генриховны, мужчины переглянулись. Общее мнение при полном молчании остальных выразил Лопатин:

– Столько грязи, крови и смертей я не видел даже в прозекторской тифозного барака, где еще студентом короткое время работал патологоанатомом.

– Серьезная дамочка, – подвел черту Саша Блюм. – Общаться с ней – страшнее, чем переночевать в террариуме.

– Мы предупреждены, а это – главное, – вступил в разговор Муравьев. – Прибудем на место – разберемся что к чему; а теперь давайте прощаться, – Михаил бросил последнюю, уже ненужную папку в костер. – Ты, – обратился он к Андрею, – сейчас направляешься к ближайшей станции, откуда – минуя Ростов, можно добраться до Одессы; там морем – в Констанцу, а от Румынии до Парижа – рукой подать… Будь осторожен – не вляпайся в какую-нибудь историю. А нам, – обратился он к друзьям, – на Воронеж.

Оседлав коней, офицеры поспешной рысью проехали вместе до ближайшей развилки, где и попрощались.

На следующий день запыленные, уставшие, загнав коней, друзья прибыли в красный Воронеж. Вокзал и привокзальная площадь были забиты людьми, поезда ходили нерегулярно. Наступление Деникина внесло сумятицу в работу всех транспортных артерий, соединяющих промышленные районы и столицу красной России с фронтами, где решалась судьба революции и шли ожесточенные бои. Главным, если не единственным, средством переброски боеспособных частей, амуниции, фуража, боеприпасов являлся в это время железнодорожный транспорт. Он и без «помощи» белых – обескровленный, требующий ремонта, специалистов, разбегавшихся из-за жестокого террора вояк любых мастей, из-за голода и разрухи дышал на ладан. Не хватало паровозов, вагонов, топлива. Железнодорожные узлы были забиты спешащими на фронт и прибывающими с фронта составами. В пути поезда, особенно гражданские, подвергались нападениям больших и малых банд, чувствующих себя вольготно в стране, охваченной Гражданской войной, и на ликвидацию которых ни у красных, ни у белых не хватало ни средств, ни времени. Эта третья сила заливала кровью некогда великую, а теперь – несчастную, агонизирующую страну.

– «Самое страшное – это российский бунт, кровавый и беспощадный», – процитировал Муравьев слова Пушкина из «Истории пугачевского бунта».

В хаосе, который царил на железнодорожном вокзале, Муравьев не мог представить себе начальника, хотя бы одного из многих, у которого даже под угрозой расстрела не опускались бы руки и кто помог бы им с отправлением в Москву.

Но он ошибался, недооценивая силу и власть органа, стоявшего на защите завоеваний революции; силу, из которой в будущем вырос самый мощный в мире аппарат насилия – силу Чека.

В левом крыле вокзала, которое охранялось часовыми и где суеты было гораздо меньше, Муравьев обнаружил отделение транспортной Чека воронежского железнодорожного узла.

Оставив друзей, переодетых, как и он, в комиссарские кожанки, у входа для возможной подстраховки, Михаил, предъявив мандат, который тут же был внимательно проверен бдительным часовым, вошел в здание. Атмосфера, царившая здесь, кардинально отличалась от всего увиденного перед этим. Подтянутый и спокойный дежурный, сидящий за письменным столом, отделенным от посетителей барьером, еще раз внимательно проверил мандат.

Чистота помещений, редкие военные и гражданские, целеустремленно проходящие по коридорам, стрекотание печатных машинок за дверьми некоторых кабинетов, суровые лица сотрудников – все это говорило о том, что внешне кажущийся хаос на магистралях – тем не менее управляем, хотя и достигалось это нечеловеческим напряжением.

Мандат за подписью наркомвоенмора Троцкого, еще раз тщательно проверенный в приемной председателя транспортной Чека, возымел действие: и через минуту Муравьев уже находился в кабинете начальника. Немолодой человек с крупными чертами лица, прорезанного резкими морщинами, устало поднял голову от бумаг. Его воспаленные от бессонницы глаза оценивающе-пристально впились в подтянутую фигуру Михаила.