Шоу на крови - Анна и Петр Владимирские
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лученко сразу поняла, что перед ней профессиональный экскурсовод. Благодаря точным словам Аросевой картины превращались из предметов заполнения зала в живые легенды. Она словно накрывала слушателей драгоценной радужной тканью, незримыми нитями ассоциаций и историко-культурных параллелей. И становилось так приятно понимать, что все в мире связано между собой порой странными, но глубинными связями. И сложный язык искусства вдруг становился ясным и понятным. Слова экскурсовода превращали искусство в игру, которая дразнит человека в каждом возрасте по-разному, предлагая принять разные правила и разных художников. В юности нас увлекает эпоха Возрождения, романтическая живопись Сандро Боттичелли. Позже, взрослея, мы обмираем от фантасмагорических образов Эль Греко или страстных картин Гойи. А в зрелые годы открываем неброскую красоту кисти Дюрера, нас начинает интриговать живопись Босха…
В это время тишайший музейный телеграф уже сообщил кому надо о том, с какой именно фразы начала работу с группой старший научный сотрудник Аросева. И кто надо уже спешит, торопится из кабинета, чтобы застукать подчиненную на месте нарушения музейных норм.
К Лученко подошла Люсьена Баранова вместе с женщиной начальственного вида.
— Вот, — прошептала Люська, — замдиректора по научной работе Римма Карповна Лобоцкая, а это эксперт фирмы «Игра» Вера Алексеевна Лученко.
Баранова умчалась, Лобоцкая кивнула Вере, окинула ее острым взглядом и, отвернувшись, отошла в сторону. Вера увидела диктофон в ее руке и усмехнулась: ай да тихий музей!.. Да ведь здесь кипят нешуточные, прямо шекспировские страсти! Понятно, женский коллектив лишь слегка разбавлен пожилыми мужами. На лице Риммы Карповны крупными плакатными буквами была написана нелюбовь к Аросевой, замешенная на вечном чувстве зависти. То, что дано Валерии просто как воздух, которым она дышит, у Лобоцкой присутствует с обратным знаком. Лера красива неброской акварельной красотой, которая по-настоящему становится заметна во время разговора с ней. Римма — некрасива броской некрасивостью. На лице у нее выступают квадратная нижняя челюсть и острый нос. Все остальное впадает внутрь. Глубоко сидят глазки невнятного цвета, рот тонкий и безгубый, а редкие волосы — всегда в виде начеса для придания видимости густоты.
Она представить себе не могла, чтобы красивая и умная Валерия не стремилась подняться по такой желанной карьерной лестнице. И никогда бы не поверила, скажи ей Аросева, что карьера ее нисколько не привлекает. Значит, Аросева — потенциальная угроза! И потому Лобоцкая стояла за углом Испанского зала с диктофоном наперевес и записывала каждое Лерино слово.
Валерия продолжала экскурсию.
— Чего же мы все-таки ждем, попадая в музей? Какие надежды возлагает наша душа на всемирные шедевры? С какими ищет встречи впервые, с какими общается по десятому разу? Писатель Федор Михайлович Достоевский говорил, что русскому человеку необходимо всемирное счастье, чтобы успокоиться. Не оспаривая великого писателя, все же хочу заметить: для счастья одним нужен покой, а другим — беспокойство. И то и другое можно найти в картинах великих художников. Дело в том, что у каждого из нас свое видение искусства. Свои шедевры, обладающие магической властью над душой. Выскажу крамольную мысль, что это не мы выбираем картины, которые наполняют нас своим светом, а они сами выбирают нас, зрителей. Они сами решают — для кого стать жизненной энергией, кого удивить или озадачить, а кого и отправить восвояси ни с чем.
Лера говорила легко, без малейших запинок. Речь ее текла плавно и красиво, она не рассказывала зазубренную экскурсию, а озвучивала свои мысли. Сделав короткую паузу, она повела притихшую группу за собой и остановилась перед портретом девочки.
— Русский художник Михаил Нестеров, увидев «Портрет инфанты Маргариты» кисти великого испанского художника Диего Веласкеса, сказал: «Эта картина отличается от других живописных полотен так же, как бриллиант чистой воды от оконных стекол. Она — истинный бриллиант живописи!» Перед вами портрет принцессы. С холста на вас строго и не по-детски серьезно смотрит своими голубыми глазами бледная девочка-инфанта. Она позирует для «портрета-знакомства». Портрет так называется потому, что поедет в далекую Вену, а там на него будет смотреть будущий жених, сын императора Священной Римской империи Фердинанда III — принц Леопольд. Уже крохой она была просватана за него, а в обязанность придворного художника Веласкеса входило писать портреты инфанты каждые несколько лет. Их отправляли в Вену, чтобы там видели, как подрастает невеста… Девочка волнуется. Понравится ли она Леопольду? Принцы, они ведь такие… Она сама точно не знает какие, но старается стоять неподвижно, чтобы получиться хорошо.
Вера Лученко с любопытством посмотрела на картину. Молодец девушка! Отлично сплетает рассказ. Экскурсанты тоже неотрывно смотрят на «Портрет инфанты Маргариты».
Лобоцкая спрятала диктофон в карман делового пиджака, достала оттуда же блокнот и ручку и стала что-то записывать. К Аросевой тихонько подошла Маргоша.
— Валерия Станиславовна! Вас прослушивает Римма Карповна, — тихонько прошелестела смотрительница Испанского зала на ухо Лере.
Аросева мгновенно покраснела. Ее не смутило тайное прослушивание, а просто стало неловко за Лобоцкую. Но на качество экскурсии это не повлияло. Она продолжила:
— Младшая дочь короля Филиппа IV была любимой моделью Диего де Сильвы Веласкеса, придворного художника испанского короля. Он писал ее портреты много раз. Ее называли «солнечным зайчиком» за удивительно светлый характер. Инфанта Маргарита появилась в королевской семье, когда все ожидали мальчика. Рождение девочки Филипп, папа-король, воспринял холодно. У него уже имелись дочери для укрепления династическими браками европейских связей и позарез нужен был сын — наследник испанской короны. Расстроившая сиятельные ожидания малышка-инфанта долгое время была лишена внимания королевской четы. А что Веласкес, спросите вы? Ему уже было за пятьдесят, он купался в лучах славы, от инфанты ему ничего не было нужно. И оказалось так, что художник стал одним из немногих придворных, которые тепло отнеслись к маленькой принцессе. Он жалел нежную и хрупкую девочку, относился к ней трепетно, по-отечески. И конечно, без устали рисовал ее. Портрет инфанты Маргариты можно смело назвать одним из шедевров Веласкеса… Если есть вопросы, я с удовольствием отвечу!
— Скажите, это та самая картина, что хранится в испанском музее «Прадо»? Мне кажется, я ее там видел, — говорит один из экскурсантов.
— Почти угадали! — Лера так радуется толковому вопросу, словно менеджер сделал ей подарок. — Портрет инфанты Маргариты предположительно, кроме миссии портрета-знакомства, является еще этюдом к другому, хранящемуся в Мадридском музее «Прадо». Там находится большой парадный портрет, где принцесса написана в полный рост в пышном наряде. Единственное важное дополнение: лицо девочки-принцессы в собрании «Прадо» писал не Веласкес, а его ученик. Вероятно, именно поэтому наша инфанта производит наиболее сильное впечатление. Ведь ее писал сам гений — Веласкес!
— Это у нее корсет? — спрашивает одна из менеджеров.