Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы - Джек Коггинс

Продемонстрированной правительством силы оказалось достаточно, чтобы решить эти проблемы, но ближе к концу десятилетия на горизонте замаячила куда более серьезная угроза, чем индейцы или приверженцы веры в «святых последних дней». Ранним утром 18 октября 1859 года полковник Роберт Э. Ли отправил своего адъютанта Дж. Э.Б. Стюарта, чтобы тот потребовал сдачи от одного яростного фанатика[24], запершегося в машинной станции у Харперс-Ферри. От небольшого города у слияния Потомака и Шенандоа до Чарльстонского залива был всего один шаг, но когда звездно-полосатый флаг затрепетал над взятым Самтером, как нация, так и ее вооруженные силы оказались разделенными надвое.

Долгая и кровавая борьба, последовавшая за этими событиями, была войной граждан-солдат. Армия США в 1861 году насчитывала несколько более 16 000 солдат и офицеров, и большая часть их была разбросана вдоль протяженной границы страны. Верные своей присяге, рядовые солдаты сухопутной армии и матросы флота почти все, до единого человека, не выступали ни на чьей стороне. Из почти 15 000 рядовых регулярной армии лишь 26 человек перешли на сторону южан. Из 1080 армейских офицеров 313 человек подали в отставку.

Ни одна из сторон не могла предположить, что конфликт будет столь продолжительным, тогда как широкая публика как на Севере, так и на Юге считала, что противоположная сторона обратится в бегство при первом же вооруженном столкновении. На территории конфедерации[25]на военную службу продолжительностью в один год завербовались около 100 000 человек; на Севере президент призвал под знамена 75 000 человек из милиционных формирований и увеличил численный состав регулярной армии на девять пехотных полков, один артиллерийский и один кавалерийский. Но старый закон, который ограничивал призыв личного состава милиции штатов на федеральную службу сроком в три месяца, все еще оставался в силе. Как результат этого, формирование новых армий было отдано на откуп каждому отдельному штату. Не существовало какой-либо единой формы одежды, состава вооружения или продолжительности службы, а командующие назначались губернаторами соответствующих штатов. Офицеры других званий обычно избирались.

Как и можно было ожидать, многие из назначенных командующих оказались весьма плохими военачальниками. Политическая опека обычно представляет собой далеко не лучший способ отбора способных солдат. Но по мере продолжения войны происходил естественный отсев некомпетентных командиров, решающая проверка боевыми условиями вскоре отделила мужей от юношей. Там, где патриотизму было позволено возобладать над политической целесообразностью, губернаторский выбор обычно оправдывал себя. По причинам, известным только федеральному правительству, оно медлило с принятием на службу многих отставных офицеров армии, которые предлагали ему свои услуги. Этим воспользовались губернаторы многих штатов и приняли их на службу в качестве добровольцев.

Многие запросы от губернаторов на офицеров регулярной армии были отклонены военным ведомством, хотя представляется целесообразным, чтобы как можно больше офицеров регулярной армии возглавили громадные массы добровольцев, которые вскоре стали прибывать на сборные пункты. Капитану Филиппу Г. Шеридану из 13-го пехотного полка повезло – ему было позволено занять должность полковника во 2-м добровольческом Мичиганском конном полку. Некоторые, подобно экс-капитану Джорджу Б. Макклеллану, который вполне преуспевал в гражданской жизни («малыш Мак» был президентом железнодорожной компании), были сразу же произведены в генерал-майоры добровольческих формирований или, по крайней мере, тут же получили звания бригадиров (хотя из семидесяти одного бригадира, кому это звание было присвоено к сентябрю 1861 года, двадцать четыре не обладали никаким военным опытом).

В обоих лагерях было сильно влияние выпускников академии Вест-Пойнта. В пятидесяти пяти из шестидесяти решающих сражений этой войны они командовали по обе стороны фронта и по одну сторону – в остальных пяти.

Солдат-гражданин периода Гражданской войны представлял собой весьма специфический тип солдата. Страна была еще совсем молода, несовершенна, простодушна и неизбалованна; огромные жизненные силы и возбуждение переполняли ее. Доброволец был продуктом именно этой эпохи, на войну он принес свою энергию, мастерство, нетерпеливость и возбуждение. Подобно самой стране, война тоже была громадной и новой, чересчур большой, чтобы ею могли командовать маленькие людишки из пропыленных кабинетов. Нельзя сказать, что кто-то из них не пытался это осуществить. Но вооружившаяся страна была слишком большой для них, а природная смекалка свободных людей перехлестывала через край, воплощаясь в поток новой техники, изобретений и идей. И для каждой новой идеи находился ее приверженец, готовый применить ее для одной-единственной цели: выиграть войну.

Над полями сражений грохотали новые мощные орудия, взахлеб лаяли новые казнозарядные магазинные винтовки, по телеграфным проводам неслись важнейшие сообщения, а военные эшелоны перебрасывали солдат на куда большие расстояния и с куда большей скоростью, чем когда-либо ранее. Артиллерийские наблюдатели передавали исходные данные для стрельбы из корзин воздушных шаров, а колонны людей в серых шинелях шли окольными путями, чтобы избежать зорких глаз летчиков-наблюдателей. На морских просторах впередсмотрящие на боевых кораблях обшаривали в подзорные трубы поверхность воды, высматривая новую подводную угрозу, или несли вахту, чтобы своевременно заметить над волнами приземистый темный корпус монитора.

Войска и идеи могли быть новыми, но старая истина по-прежнему оставалась в силе: солдата создают дисциплина и подготовка, а не горячие призывы и не вычурная униформа. Сделать человека солдатом может опыт, но он требует времени и оплачивается кровью и слезами. А временем не располагала ни одна из сторон, так что поначалу первые новобранцы, среди которых не было ветеранов, могущих поддержать их и передать им свой опыт, были брошены в битвы куда более кровопролитные, чем какие бы то ни было прежде. Некоторые из таких полков бежали, другие держали свои позиции и сражались, в зависимости от обстоятельств. Но никто не превосходил других отвагой. Просто некоторым везло больше. Более удачливые имели своими командирами офицеров, от которых исходило больше уверенности, либо они получили несколько часов, за которые смогли привыкнуть к ужасным картинам и звукам битвы, прежде чем сами вступили в бой с врагом. Или, возможно, им повезло начать этот день с хорошей еды. А те, которые однажды бежали, могли назавтра проявить чудеса храбрости. У испанцев есть выражение: «В тот день он оказался храбрецом» – и в нем содержится истина. В самом деле, мало таких людей, которые всегда равным образом отважны. Гораздо больше таких, которых отвага может покинуть, как вытекшая из простреленной фляги вода, но может и наполнить его собой. Подобное случалось порой даже с Гектором или Ахиллом. Большинство героев – самые обычные люди, которые совершают что-то особенное исходя из самых обыкновенных человеческих чувств – ярости, отчаяния, любви, ненависти – и даже из стыда или страха. И часто, когда проходит момент экзальтации, они удивляются сделанному ими, осознав риск, которому при этом подвергались.