Роковое сходство - Патриция Гэфни

Он неопределенно хмыкнул:

– Сзади надо бы еще немного убрать.

Она повиновалась: начала аккуратно подравнивать густые каштановые пряди, захватывая их между пальцами. Ее бережные прикосновения оказывали на Броуди странное воздействие – расслабляющее и волнующее одновременно. Покончив со стрижкой, Анна наклонилась к нему и сдула волоски с его шеи, отчего у него по коже побежали мурашки. Нет, она все-таки делает это нарочно, черт бы ее побрал! Он облегченно вздохнул, когда Анна наконец положила ножницы и отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

Очевидно, результат ее не удовлетворил. Она нахмурилась, скрестив руки на груди, посмотрела на него с одного бока, потом с другого. Поджала губы и прищурилась. Наконец решительно покачала головой:

– Нет.

– Нет? – спросил Броуди.

Анна не обратила на него внимания.

– Взгляните на него, Эйдин.

О’Данн поднялся с дивана и подошел к ней. Они принялись изучать его вместе. Адвокат тоже нахмурился и покачал головой.

– Нет, – согласился он.

– Нет? – переспросил Броуди. Они дружно покачали головой и повторили в унисон:

– Нет.

– Может, для большего правдоподобия надо снять и голову? – пошутил Броуди, стараясь разрядить обстановку.

– Это не Ник. Даже с пробором на правой стороне – это просто не Ник, вот и все. Сам не понимаю, в чем тут дело. Возможно…

– У него глаза светлее, – объяснила Анна. – Не слишком, но все-таки. И волосы тоже. Совсем чуть-чуть.

– А мне кажется, у него более смуглая кожа.

– Ник был полнее.

– Но зато голос точно такой же.

– Мне кажется, у него руки крупнее.

– Гораздо мускулистее.

Они разглядывали его с совершенно одинаковым разочарованным выражением на лицах, скрестив на груди руки и покачивая головами. Броуди терпел, сколько мог, потом встал со стула.

– Вы утверждаете, что я не похож на своего брата? После всех трудов, после всего, через что мы прошли, вы находите, что я не похож на Ника?

– Разумеется, вы на него похожи, – успокоил его О’Данн. – Просто вы не выглядите в точности как он.

– Есть небольшие отличия, – объяснила Анна. – Их может заметить только тот, кто очень хорошо знал Николаса.

– Но даже в этом случае они ни за что не заподозрят, что перед ними не Ник.

– Нет, конечно, нет, – согласилась она, – они просто подумают, что он выглядит как-то странно.

Броуди смерил их обоих тяжелым взглядом.

– Странно? Вы остригли меня, а теперь заявляете, что я выгляжу как-то странно? Вставай, Билл, пошли отсюда, – скомандовал он своему охраннику, сидевшему на полу у камина и занятому игрой с Доменико, местным котом.

– Куда это вы собрались? – возмутился О’Данн.

– Наверх! – прокричал Броуди уже из коридора.

– Ну что, хозяин? – спросил Билли, готовясь последовать за ним.

О’Данн раздраженно отмахнулся от него, и Билли поплелся вон из комнаты.

Анна тяжело вздохнула, глядя в опустевший дверной проем. Она и сама не могла бы сказать, что сейчас произошло.

О’Данн снова сел, не замечая ее состояния, и развернул газету.

– Вот еще одна заметка о голоде в Ланкашире, Анна, – сказал он после небольшой паузы. – Положение становится все хуже.

Она подошла и села рядом с ним.

– Я уже прочла. Меня это пугает.

– В каком смысле?

– В Англии немало людей, которые ищут лишь предлог, чтобы ввязаться в войну между американским Севером и Югом. Хлопковый кризис дает им поистине идеальную возможность, чтобы послать английский флот на прорыв блокады Юга якобы из самых благородных побуждений. Они будут утверждать, что пошли на это, чтобы спасти ланкаширских ткачей от голодной смерти, тогда как на самом деле все, что им нужно, это «положить конец бессмысленной и вредной игре в демократию», как они выражаются.

О’Данн расправил свои бакенбарды.

– Я думаю, вы правы. Если перевес в войне, по крайней мере сейчас, на первых порах, будет на стороне Юга, особых усилий не потребуется, чтобы толкнуть наше правительство на подобный альянс. Вот почему так важно именно сейчас не предпринимать ничего такого, что могло бы настроить против нас Север.

– Например, не снабжать Конфедерацию военными кораблями, – мрачно добавила Анна.

– Вот именно.

Они замолчали. Наступил полдень, через коридор было слышно, как слуги в столовой накрывают к ленчу.

– Я получила письмо от Милли, – сообщила Анна через несколько минут.

– В самом деле? Как поживает миссис Поллинакс?

– Она… – Анна замешкалась, не зная, как это выразить. – Полагаю, с ней все в порядке, но, судя по письму… мне кажется, у нее несколько подавленное настроение.

– Возможно, она тоскует в разлуке с вами.

Анна ответила ничего не значащей вежливой улыбкой. Ее подруга была не просто в подавленном настроении, но она считала себя не вправе делиться такими новостями с Эйдином.

Пять лет назад, когда Милли вышла замуж за Джорджа Поллинакса, всем, кто их знал, казалось, что этот брак уж точно свершился на небесах и что нет на свете более красивой, веселой, жизнерадостной пары. Все, кроме ближайших подруг Милли, среди которых была и Анна, верили в это до сих пор. Джордж Поллинакс был богат, не имел пристрастия к выпивке и не играл в азартные игры. Но Милли не была с ним счастлива: Анна знала об этом по намекам и умолчаниям (ее подруга никогда не жаловалась в открытую), а из последнего письма поняла, что ситуация наконец стала невыносимой.

«Знаю, для тебя это станет неожиданностью, Анна, и надеюсь, ты меня простишь. В течение долгих лет я скрывала от тебя правду о своем браке. Но ты принадлежишь к тому редкому типу людей, которые видят во всех, кроме себя, одно только хорошее, и я старалась оградить тебя от правды о моей жизни с Джорджем. О, как бы я хотела, чтобы ты сейчас была здесь! Мне так много нужно тебе рассказать, а главное, мне, как никогда, необходим твой спокойный и разумный совет. Но с моей стороны было бы верхом эгоизма желать твоего присутствия где бы то ни было, кроме того места, где ты находишься сейчас. Надеюсь, что поцелуй Прекрасного Принца наконец-то заставил тебя проснуться и увидеть себя в истинном свете, то есть белым лебедем, а не тем гадким утенком, каким ты всегда себя воображала. Прости, я, кажется, перепутала разные сказки, но по сути все верно: тебя давно надо было разбудить. Я так рада за тебя, Анна. Никто на свете не заслуживает счастья больше, чем ты…»

«Увы, – подумала Анна, – если бы мы и в самом деле были такими добрыми и достойными похвал, какими нас считают наши лучшие друзья!» Ей хотелось плакать над письмом Милли. Она чувствовала себя такой беспомощной! Находясь в Италии, она ничем не могла помочь подруге. А еще горше было сознавать, что она сама обманывает Милли, не сообщая ей о смерти Николаса. Анна поставила себя в безвыходное положение, скрывая правду от своей семьи, но скрывать ее от Милли, от своей ближайшей подруги, с которой ее связывали самые доверительные отношения, было гораздо хуже.