Север&юг - Татьяна Семакова

— Конечно! — выпалил с чувством.

На меня в упор смотрели полтора честных глаза, объяснение казалось логичным, но интуиция орала в голос, что это далеко не вся правда.

— Майя, я не врал тебе, — он пододвинулся ещё ближе, практически навалившись на меня, а моё сердце сделало скачок в пятки. — Я не лгал, не обманывал и не манипулировал твоими чувствами. Твоё недоверие как ножом по сердцу!

Так хочется ему верить… так хочется окунуться в этот омут, забыть обо всём. Чтобы не существовало окружения, чтобы мир вокруг померк, перестал иметь значение, чтобы остался лишь он, без прошлого и настоящего, только мы, с призрачным намёком на будущее.

Он будто читает мои мысли. Дыхание учащается, взгляд меняется, пропадает кристальная честность, мутнеет рассудок. Наклоняется, целует, щетиной своей царапает нежную кожу. С закрытыми глазами можно не думать о его синяках, можно не замечать, с каким трудом он шевелит пальцами, пробираясь под одеяло, под футболку, к груди. За шумными вздохами почти не слышно собственных мыслей. Если бы только не металлический привкус во рту, если бы не кровь из вновь открывшейся раны на его нижней губе. Вкус реальности.

— Остановись, — прошу тихо и его рука замирает на моём животе, с успевшим пробраться под кружево белья одним пальцем.

— Почему? — спрашивает хрипло.

В самом деле, почему? Почему нет?

— Скоро Брагин приедет, — отвечаю невпопад.

— Восемь, смена до десяти, плюс дорога. Ты мне льстишь, — иронично сверкает глазами и целует мою шею.

— Я так не могу, — слабо морщусь и отодвигаюсь, — я не расслаблюсь.

Скрипит зубами и падает лицом в мою подушку.

— С каждым разом останавливаться всё сложнее, — бормочет через пару минут, целует плечо, отодвигается подальше.

А я, напротив, выдыхаю. Как будто в последний момент успела выйти на своей остановке, уснув от мерных покачиваний автобуса по разбитым дорогам города. Сердце ещё долбит, тело требует завершить начатое, но ощущение такое, будто наконец-то посмотрела под ноги, увидела открытый люк и не шагнула в чёрную пустоту, не переломала себе кости.

Поворачиваю голову, смотрю на него и понимаю, что искреннего в нём лишь желание меня трахнуть. Что чувствами он, может, и не манипулирует, а вот фактами — с поразительной ловкостью. Недоговаривает, выдаёт скудными порциями, старательно поддерживает свой образ, свою легенду. На любой вопрос у него заготовлен ответ. Хитрый, ловкий, изворотливый, как будто до сих пор на том самом ринге. Как будто всегда на нём.

— Кишки сводит от твоего взгляда, — говорит со вздохом и садится на кровати, морщась от боли. — Надо найти себе другое пристанище, я так кукухой уеду.

— Пожалуй, так в самом деле будет лучше.

Разворачивается через плечо и смотрит волком.

«Что? — спрашиваю одними глазами. — Нужно было умолять остаться?».

Поднимается и идёт в ванну, а я разваливаюсь на кровати звездой, расслабляя каждую мышцу.

Брагин приехал ближе к одиннадцати, окинул взглядом Третьякова и спросил ехидно:

— Какие новости, Дмитрий? Что удалось выяснить?

— Ничего конкретного, — цедит сквозь зубы, а Брагин улыбается и уточняет:

— То есть, нет ни одной зацепки, а ты с такой рожей, что днём по улице не сможешь пройти, чтобы не обратить на себя внимания и, как следствие, не сможешь проверить даже те, что удалось найти мне, я верно уловил?

— Что Вы нашли?! — тут же загорелся Третьяков, а Брагин закатил глаза:

— Ничему жизнь не учит…

— А что мне надо было делать?! — взбесился Третьяков. — Сидеть и ждать, когда за мной придут?!

— Самое время хлопнуть дверью и совершить очередную дурость, — продолжил подначивать его Брагин. — Но, для начала, ответь мне на один вопрос. Почему ты не воспользовался таким удобным алиби? Приехал к ней ты, может, и ночью, тебя никто не видел, но вернулся-то днём. И, почти уверен, на такси. С разбитым лицом, руками, лето, жара, значит, ты в футболке, а значит, видно татуировки. Узнал бы любой таксист, подтвердить — не проблема.

— Это очевидно, — ответил хмуро, — я не хочу её впутывать.

— Лично мне очевидно другое, — хмыкнул Брагин, а Третьяков полоснул его взглядом. — Одевайся, поживёшь пару дней на моей даче, пока, хотя бы, оба глаза не сможешь держать открытыми. И вот это всё не забудь, — кивнул на стол, усыпанный разномастными коробками с таблетками и мазями, к которым я в последний момент добавила ещё и антибиотик.

Третьяков пошёл в спальню за футболкой и скудными пожитками, а я спросила тихо:

— Что Вам очевидно, Глеб Борисович?

— Разное, — ответил уклончиво, — расскажу, когда разберусь во всём до конца, томить не буду.

— Но сейчас же тоже интересно… — промямлила, отводя взгляд, — и что там по результатам с ковра…

— Помнится, ещё несколько часов назад… — протянул задумчиво.

— Да будет Вам! — вспылила, всплеснув руками. — Я сгорю от любопытства, пока Вы там за своими уликами тащиться будете!

— Резкие все, как понос, прости Господи… — ответил ворчливо, с неудовольствием покосившись на меня, — тренируй выдержку, Майя. Отвезу одну горячую голову и вернусь к тебе, пообщаемся. Думал, вы мозгами шевелить начнёте, подстёгивая друг друга, а вы… чёрте чем занимаетесь.

— Если бы, — брякнул Третьяков из коридора. — Готов.

Вышли, не прощаясь, а до меня дошло, на что намекал Брагин и от чего Дмитрий так поспешно ретировался, даже не предприняв попытки меня поцеловать. Даже не дотронувшись вскользь. Даже не бросив мимолётный, но испепеляющий взгляд.

Замужем она. Девушка, с которой он был в ту ночь. И никакой загадки нет, всё прозаично до безобразия. Она бы просто начала отрицать, что он был у неё, может, в этом и была истинная причина расставания — он попросил, она отказала. Понимаю даже, почему сей факт он предпочёл от меня скрыть — портрет рисуется непривлекательный, да и жизненные ценности в таком разрезе явно прихрамывают. И если сомнительная генетика меня не оттолкнула, то этот факт был сродни ведру ледяной воды. Сначала вылили содержимое, а после нахлобучили на голову и постучали по дну. Спасибо, отрезвляет.

Но, как это ни парадоксально, разобраться захотелось с новой силой. В мозгах прояснилось, а розовые очки сползли с носа, показывая неприглядную реальность. И уже не ради него, не для него, скорее просто из желания довести дело до конца, из ослиного упрямства, щедро отсыпанного мне природой. Как с учёбой: запал иссяк, а корочку получить всё равно хочется.

Через два часа приехал Глеб Борисович. Прищурился с порога, произвёл в голове расчёты, получил результат и остался им доволен, улыбнувшись, как кот, греющийся на нагретом солнцем капоте.

— Признался? — спросила невзначай, ставя чайник на плиту.

В