Юдоль - Сергей Малицкий

— Были, — в раздражении ударил себя по бедрам старшина. — Позавчера въехали через восточные ворота. Точно! Я как раз паром встречал. И все ламенские! А там разве определишь, верны ли ярлыки? В Ламене только и скажут. Только нынче же с утра и ушли. Хотя я троих видел, а рыжего не приметил. Так он мог и раньше выскочить, на выход проверка так себе.

— Кай! — позвала Васа.

Кай шагнул вперед. Кессарка перевернула тело сакхарца. На лбу у него был вырезан крест.

— Это еще что? — побледнел старшина. — Что мне докладывать ураю Кеты?

— Докладывай, что в твоем городе убит урай клана Смерти, — медленно проговорил Кай. — Знак урая у него на груди. Можешь добавить, что он умер как воин.

В один миг гостеприимный, погружающийся в вечернюю мглу город превратился в чужой и враждебный. Холодный осенний ветер подул с реки. Старшина с посеревшим лицом опустился на ступени ближайшего дома. Васа закрыла лицо руками. Не говоря ни слова, Кай отправился в ближайшую просительную. Каттими поплелась за ним. Кессарка осталась у тела Сая.

В просительной Кай заплатил серебряную монету и выправил Каттими ярлык бесчинной, но вольной.

— Куда теперь? — спросила она его, привязывая ярлык к шнуру и опуская его в ворот рубахи.

— Как раны? — спросил ее Кай.

— Показать? — Она было рванула ворот, но остановилась, произнесла через силу: — Заживает. Шрамы будут, но не слишком заметные. Тонкие. Хорошее ты средство знаешь. Кто научил?

— Отец, — хмуро бросил Кай, вышагивая по деревянному тротуару. — Не тот, что из клана Смерти. Настоящий.

— Ты его нашел? — удивилась Каттими.

— Нашел, — кивнул Кай. — Нашел и снова потерял. Не успел даже отцом его назвать. Но он-то, скорее всего, знает, что я его сын. Вот только не знает, что я знаю об этом.

— А кто он? — спросила Каттими.

— Он из этого списка, — процедил сквозь зубы Кай. — Один из двенадцати. И я не знаю, жив ли он еще. Ты что, еще не поняла?

— Что не поняла? — растерянно спросила Каттими.

— Смерть ходит за мной по пятам, — ответил Кай. — И порой опережает меня.

— Я ни впереди, ни сзади, — прошептала Каттими. — Я рядом!

— Я оставляю тебя в Кете. — Кай говорил твердо. — Ты взрослая. Семнадцать лет — точно взрослая. Вольная. Немного монет у тебя есть, я еще добавлю. Пристрою тебя куда-нибудь, не волнуйся. Телом торговать не придется.

— Но почему? — Она готова была разрыдаться.

— Потому что завтра такой же крест на лбу может оказаться у меня, — повысил голос Кай. — А у того, кто рядом, может быть перерезано горло!

— Я так легко не дамся! — воскликнула Каттими, потянувшись к рукоятям мечей.

— Пока ты их достанешь из-за спины, тебя убьют десять раз и покроют твое тело крестами сплошь, — отрезал Кай.

— Когда ты уходишь? — спросила девчонка, прикусив губу.

— Завтра или послезавтра, — сказал охотник.

— Не пристраивай меня подольше, — попросила она.

На постоялом дворе Кай не поскупился на две крохотные, но смежные комнаты. Проверил внешнюю дверь, закрыл ее на засов. Подергал решетку на окне, прикрыл ставни. Осмотрел серые, покрытые известковой штукатуркой стены. В проходной комнате велел ложиться Каттими, в дальней лег сам. Закрыл вторую дверь на крючок, разделся, облился водой из жестяного кувшина, морщась, перевязал раны и в изнеможении упал на чистую постель. Лихорадка постепенно становилась привычной, но из-за нее накатывалась усталость, вдобавок неутолимая жажда не давала покоя. Каттими обиженно сопела за дверью. Непонятная ему самому нежность к девчонке, которая умела молчать, когда нужно было молчать, держаться чуть сзади, когда Каю необходимо было сосредоточиться, охватывала его все сильнее. И чем отчетливее он понимал это, тем больше злился. Она была грузом, тяжким грузом. Не потому, что могла помешать или сломаться, а потому что сломаться боялся он сам. Сломаться в тот миг, когда окажется, что судьба менее бережна к Каттими, чем к Каю. Отчего-то он был почти уверен в этом.

За узким окном шумел ветер. С середины ночи о черепичную крышу зашуршал дождь. Кай, лежа в непривычной ему мягкой постели, думал о завтрашней, вроде бы уже ненужной встрече с Халаной, разговоре с Шарни, который обещался свести с нужным человеком, что мог бы посодействовать в приобретении приличной пики, запасах на путь до Ламена, новой одежде, а также обо всем, что произошло в лесу. Многовато выходило загадок и приключений на две последние недели. Конечно, Кай и раньше слышал, что приделанные, обращаясь в зверей, порой не переставали быть людьми, но сам сталкивался с этим впервые. К тому же он чувствовал во всем происходящем что-то новое и тревожное, когда беда страшна не сама по себе, а большей бедой, вестью о которой она служит. Был ли торговец Такшан тем же самым Такшаном, рядом с которым Каю и в самом деле пришлось схватываться на перевале с палхами? Был, конечно, но и стал другим. Тогда он говорил с Каем только заискивающим тоном, боялся собственной тени, да и вез недоумков, которые поддались на посулы о заработках в мугайских поселках, считай, вольных, которые сами себя направляли в рабство. И охранники у него были один другого отвратительнее, но, без сомнения, не отвратительнее поганых людей. И никакого колдовства тогда Такшан себе не позволял. Или тогда колдовство ему было без надобности? Сколько лиг уже отмерил по дорогам Текана Кай, пытаясь отыскать хоть какого-то колдуна, чтобы расспросить его о тех силах, к которым обращаются маги, но все без толку. Все, кого он находил, оказывались либо хитрецами, выманивающими монету у доверчивых земляков, либо сумасшедшими. И вот колдун объявился под боком. И второй колдун или шаман, что вел на штурм холма орду тати, в которой опять-таки нашлось место и приделанным, тоже отыскался поблизости. Все менялось вокруг охотника Кая. И менялось так быстро, что он не успевал привыкнуть к переменам. И уж тем более не успевал сообразить, какая связь между приделанными, Такшаном, колдуном в золотом колпаке, тати, пятеркой черных всадников во главе с рыжим весельчаком и этим самым тринадцатым кланом? В одном только он был уверен — в том, что какая-то связь была. А может быть, и не было никакой связи?

Проснулся Кай от дыхания, которое щекотало ему плечо. Вот ведь, поразился изворотливости девчонки, ну крючок сняла ножом, щель в двери позволяла, а вот как сумела забраться под одеяло, прижаться, да так, что он и не почувствовал ничего? Да уж, не почувствовал… Он закрыл глаза и мгновенно ощутил и закинутую на него ногу, и жар и мягкость ее лона на собственном бедре, и твердость груди, и дразнящий девичий запах, и тут же вскочил с постели, поморщившись от боли в потревоженных ранах.

— Почему? — обиженно прошептала Каттими, рассматривая Кая, прыгающего на одной ноге и торопливо вставляющего в штанину вторую ногу.

— Нельзя, — замотал он головой, с трудом удержавшись на ногах. Заломило в затылке, снова накинулась лихорадка, схватила за грудки. А ведь только что казался сам себе здоровым.