Соседка - Си Паттисон

Моя голова отогнута под немыслимым углом. Мне кажется, она не предназначена для того, чтобы так сильно отгибать ее назад, потому что ощущение у меня такое, будто моя шея вот-вот хрустнет и переломится. Мои ноги согнуты в коленях и тоже отогнуты назад, нависнув над головой. Вес моих ступней грозит потерей равновесия в любой момент, но я не могу… не должна… от этого зависит моя жизнь. Но я хотя бы не одинока – подо мной, словно в капкане, находится Анук. Она стоит на четвереньках, выгнув спину, как кошка, и я держусь за ее спину изо всех сил. Она дышит тяжело-тяжело; хоть бы она была в порядке. Секунды тянутся так невыносимо медленно… тик… так… тик… так. Кажется, я смогу продержаться так еще только совсем-совсем недолго.

– И… расслабьтесь. – Как только мисс Салливан произносит эти слова, я отпускаю спину Анук и скатываюсь на толстый фиолетовый мат рядом с ней. Мое сердце колотится, а мышцы задней поверхности бедер так напряжены, что болят.

Когда я, полусидя-полулежа, поднимаю глаза, мисс Салливан широко улыбается, показывая свои мелкие идеальные зубы.

– Молодцы, девочки! – говорит она таким тоном, словно и правда так думает. – Это очень сложное упражнение, и я не была уверена в том, что вы сможете его выполнить. Но вы смогли, и я очень вами горжусь.

Я чувствую, что краснею, – но мне это приятно; я нечасто делаю что-то правильно и хорошо. Мы с Анук поворачиваемся друг к другу одновременно, и я поднимаю руки, чтобы мы в знак нашего общего успеха хлопнули друг друга ладонями о ладони. Я так рада, что гимнастика нравится Анук не меньше, чем мне. В своей прежней школе, во Франции, она ею не занималась, но мисс Салливан говорит, что у нее к гимнастике природный дар. Она необычайно гибка (медленный переход вперед она делает просто ПОТРЯСАЮЩЕ!), и, хотя она и ниже меня, она сильная… достаточно сильная, чтобы держать на спине весь мой вес. Раньше мне никогда не нравились упражнения вдвоем, в основном потому, что я никогда не могла найти кого-то, кто захотел бы стать моим партнером, – но с Анук все иначе. Мы словно рождены, чтобы выполнять гимнастические упражнения вместе! Мы обе любим ходить в гимнастический кружок, всегда стараемся поддерживать друг друга и показывать наилучшие результаты. И вот-вот настанет минута, когда мы узнаем, достаточно ли наши наилучшие результаты хороши или нет.

Мисс Салливан хлопает в ладоши и зовет всех к матам.

– Итак, ребята, – говорит она, – я имела возможность посмотреть выступление всех дуэтов. Я знаю, что вы все очень старались, но, к сожалению, только один дуэт может представлять школу Святого Свитуна на чемпионате по акробатике среди детей в возрасте до двенадцати лет, который состоится в следующем месяце.

Потная рука Анук медленно движется по мату к моей. Я крепко сжимаю ее и затаиваю дыхание.

– И этим дуэтом будет… – Мисс Салливан замолкает и окидывает всех нас взглядом, словно судья на телевизионном конкурсе талантов. Сколько можно тянуть, да говори же ты наконец! – мысленно ору я.

Затем мисс Салливан показывает на нас с Анук и говорит:

– Вот этот талантливейший дуэт, сидящий здесь!

Я выдыхаю весь воздух, скопившийся в моих легких, через рот. Голова у меня кружится, ощущение такое, будто я смотрю через калейдоскоп – цветовые пятна в зале перемещаются, так что он крутится, как карусель. Затем руки Анук обвивают мою шею, а ее волосы щекочут мне щеку.

– У нас получилось! – говорит она высоким взволнованным голоском.

Я тоже обнимаю ее крепко-крепко.

– Лучшие подруги навсегда! – шепчу я ей на ухо.

– Лучшие подруги навсегда, – повторяет она, затем отстраняется и улыбается мне такой улыбкой, от которой у меня чуть не останавливается сердце.

Мисс Салливан рукоплещет.

– Давайте все поаплодируем им обеим, – говорит она. – Они, несомненно, это заслужили.

Все начинают аплодировать – восхитительный, полный энтузиазма шум, который наполняет мою голову и возносит меня к небесам. Я оглядываюсь по сторонам, потому что мне хочется увидеть лицо Элинор Харди (в гимнастике Элинор полный ноль и приходит на занятия только потому, что ей нравится носить украшенные блестками гимнастические купальники). Элинор аплодирует (а куда она денется, ведь за нами наблюдает мисс Салливан), но вид у нее при этом недовольный, а губы надуты, как у рыбы. Я встречаюсь с ней глазами и с ненавистью смотрю на нее. Так тебе и надо, тупая, толстая, безобразная сука, – хлопай, хлопай! Пришла пора и тебе проявить ко мне уважение. Иногда (как в эту минуту) мне хочется, чтобы кое-кто мог прочесть мои мысли. Но полагаю, это к лучшему, что никто не может действительно их прочесть, потому что, если бы другие узнали, что у меня в голове, они, вероятно, посадили бы меня под замок и выбросили ключ.

Хлоя

Я посмотрела везде, но так и не смогла его найти. Я знала, где он должен был находиться – где он находился всегда, – в своем выложенном изнутри бархатом футляре в выдвижном ящике моего туалетного столика. Футляр там и оставался, но кулон пропал.

Кулон моей бабушки был одной из самых ценных моих вещей – как, что было вполне естественно, с точки зрения моих чувств, так, вероятно, и в денежном плане. Мне было тринадцать, когда мать моего отца умерла, отписав мне этот кулон в своем завещании. Это была притягивающая взгляд подвеска из бриллиантов, аметистов и мелкого жемчуга на изящной цепочке белого золота, изготовленная еще в двадцатых годах прошлого века. Мой дед, который работал в компании «Роллс-Ройс» и был человеком весьма обеспеченным, купил это украшение в подарок своей жене на их серебряную свадьбу. Я надевала его не очень часто – оно имело слишком пафосный вид, – но, когда я все-таки украшала им свою шею, оно всегда привлекало ко мне всеобщее внимание.

Я вернулась мыслями к тому времени, когда видела этот кулон в последний раз – это произошло несколько недель назад, когда я надела его на свадьбу одного из друзей Тома, и я помнила, что еще подумала тогда: как красиво он оттеняет мое расшитое бисером платье-чарльстон. Внезапно меня, словно ножом, пронзила тревога – не могла же я потерять его, когда мы с Томом танцевали в том старинном доме-усадьбе на границе графств Саррей и Гемпшир, или все-таки могла? Нет, конечно же, не могла, иначе я заметила бы это, как только мы вернулись домой. Я закрыла глаза, стараясь восстановить в памяти последовательность событий, происходивших в тот вечер после того, как мы вышли из такси на Бельвью-райз. Мы с Томом оба были довольно пьяны, но я ясно помнила, как сняла кулон и аккуратно положила его обратно в футляр. Во всяком случае, мне казалось, что я это помню. Но в последнее время я замечала, что с пугающей легкостью начинаю путаться по поводу самых разных вещей.

Если я действительно потеряла кулон – а я, честно говоря, совершенно не представляла, как такое могло случиться, – я была бы безутешна. Моя бабушка была женщиной эксцентричной, временами вздорной, но я любила ее, а она меня. Я знала, как много для нее значил этот кулон, особенно после того, как дедушка умер, и она оставила его мне, чтобы я хранила его и берегла. Даже еще будучи девочкой, я твердо решила, что никогда его не продам и передам его когда-нибудь своим собственным детям.