Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого - Хелен Плакроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сэджвик находит полезным распространить такое понимание сексуальной бинарности на другие бинарные структуры общества в качестве способа дестабилизировать иерархию превосходства и подчиненности – в этом она истинная дерридианка. Как и другие адепты дерридианской мысли, она подчеркивает и использует усматриваемые ей нестыковки, вытекающие из сосуществования двух будто бы противоречащих друг другу подходов. В сексуальности, согласно Сэджвик, эти подходы – «миноритизирующий» и «универсализирующий». Согласно миноритизирующему подходу, гомосексуалами считается меньшинство людей, в то время как гетеросексуалами – большинство. В то время как универсализирующий подход рассматривает сексуальность как спектр, в котором есть место всему. То есть каждый – немного (или много) гей. Эти две идеи выглядят противоречащими друг другу, однако Сэджвик полагает, что само по себе это противоречие продуктивно. Как она отмечает,
опять же, в книге не предлагается (и я не считаю, что она в принципе существует) никакой позиции осмысления, с которой соперничающие утверждения универсализующего или миноритизующего подхода к определению сексуальности могут быть обоснованно отнесены к «истине». Скорее, наоборот, именно перформативные эффекты, образованные внутренними противоречиями этих позиций и их пересечениями в дискурсивном силовом поле, являются предметом моего осмысления[224].
Для Сэджвик продуктивная политическая деятельность может заключаться в принудительном поддержании явной противоречивости, поскольку она подрывает стабильное понимание обсуждаемых понятий. Несуразность сосуществования двух противоречащих моделей сексуальности способна помочь принять сложность и текучесть сексуальности. Таким образом, мы снова свидетельствуем приверженность отрицанию объективной истины и конкретных категорий, а также убежденность в освободительном потенциале и политической необходимости бессвязной и текучей аргументации. Квир-Теоретикам удается распространять это мышление практически на все что угодно – они называют это «оквириванием» темы. Например, Теоретики уже оквирили категории времени и истории[225], а также жизни и смерти[226].
Постмодернистские принципы и сюжеты в квир-Теории
На сегодняшний день квир-Теория – одна из наиболее постмодернистских форм Теории среди всех исследований идентичности (identity studies), и своей основополагающей концепцией социального, дискурсивного конструирования сексуальности она во многом обязана Фуко. Постмодернистский принцип знания, отрицающий или попросту игнорирующий объективную реальность, равно как и постмодернистский политический принцип, настаивающий на том, что производство знания контролируют пронизывающие общество системы власти и привилегий, – ядро квир-Теории. Наиболее ярко они проявляются в ее основополагающей концепции, согласно которой наука является формой репрессивного дисциплинирования, навязывающей гендерный конформизм и гетеросексуальность посредством выстраивания категорий и попыток утвердить истины о них при помощи жесткого принуждения и социальной легитимации.
Из четырех основных постмодернистских сюжетов безусловно центральными для квир-Теории являются размывание границ и пристальное внимание к языку (дискурсам). Эти два сюжета наиболее враждебны к понятию стабильной реальности, в отношении которой возможны простые и ясные суждения, – и потому наиболее самодеструктивны. Однако квир-Теория избегает саморазрушения, характерного для раннего постмодернизма, превращая размывание границ в свою излюбленную форму политического активизма и называя ее «квирингом». Деструктивность квир-Теории, подчас направленная на нее саму, обусловлена политическими задачами. Она применяется в основном к дискурсам, что выливается в почти патологическую одержимость теми способами говорить о биологическом поле, гендере и сексуальности, которые вырабатывают термины, демаркирующие тончайшие различия в гендерной идентичности и сексуальности. Эти термины существуют в текучем и неустойчивом пространстве и вместе с тем требуют невозможной, чрезвычайной чувствительности языка.
Оставшиеся два сюжета тоже присутствуют в квир-Теории, но в менее очевидной форме. Сюжет культурного релятивизма неявно выражен в понимании гендера и сексуальности исключительно как культурных конструктов. Эта черта роднит квир-Теорию с постколониализмом, поэтому квир-Теоретики часто обращаются к нему, а постколониалисты – к квир-Теории. Несмотря на существенные различия между двумя группами и их целями, две Теории опираются друг на друга, поскольку обе испытали сильное влияние Фуко и Деррида, и потому их методы полностью совместимы. В такой же неявной форме представлен сюжет утраты индивидуального и универсального: гендерные и сексуальные «я» индивидов рассматриваются как конструкты, созданные дискурсами власти, которые просто невозможно не усвоить и можно лишь незначительно дестабилизировать. Невозможна и универсальность, поскольку квир-Теория полностью отвергает общую человеческую природу.
С ее акцентом на деконструктивистские методы и пониманием знания как конструкта власти квир-Теория, возможно, самая аутентичная форма прикладного постмодернизма. Она во многом определила язык транс-активизма и появляется во многих исследованиях социальной справедливости. Элементом основополагающих текстов квир-Теории стала концепция интерсекциональности, и хотя термин «интерсекциональность» больше ассоциируется с исследовательницей в области критической расовой Теории Кимберли Креншоу, о «пересечениях» различных форм маргинализованной идентичности одновременно с Креншоу – и, судя по всему, независимо от нее – говорила и Батлер. По ее мнению, «гендер пересекается с расовыми, классовыми, этническими, сексуальными и региональными модальностями дискурсивно конституированных идентичностей»[227]. Таким образом, батлеровская квир-Теория легко становится ключевым элементом интерсекциональной мысли. Следовательно, интерсекциональные феминистки частенько обращаются к квир-Теории в своих работах.
Пожалуй, особенно важно, что квир-Теория фундаментально отличается от предшествующих ей либерального феминизма и ЛГБТ-активизма. Утверждения о том, что квир-Теория – единственный способ освободить от дискриминации негетеросексуальных или не гендерно-конформных индивидов, опровергаются успешностью универсального либерального подхода как в прошлом, так и в настоящем. Предшествующие Теории либеральный активизм и мысль пытались изменить предвзятое отношение к людям определенного пола, гендера или сексуальности, апеллируя к нашим многочисленным сходствам и человечности, а также к универсальным либеральным принципам. Возможно, на этом мог бы сосредоточиться и транс-активизм, учитывая развитие науки о трансгендерных людях, – если бы квир-Теория не пыталась активно разрушить все универсальное или нормативное.
Вместо этого квир-Теория стремится – и это совсем не помогает делу – модифицировать или отменить сами понятия пола, гендера и сексуальности, вследствие чего становится непонятной и бесполезной, если не совершенно чуждой, для большинства членов общества, которое она желает изменить. С поразительной претенциозностью и агрессией – отталкивающими большинство – квир-активисты высмеивают нормативные формы сексуальности и гендера и выставляют тех, кто их признаёт, неотесанными ретроградами. Люди вообще не любят, когда им заявляют, что их пол, гендер и сексуальность – ненастоящие, неправильные или плохие; подобное, кажется, может понравиться только квир-Теоретикам.
Более того, представление, что гетеросексуальность – это социальный конструкт, полностью игнорирует тот факт, что люди размножаются половым путем. А представление, что гомосексуальность – это социальный конструкт, игнорирует многочисленные доказательства и ее биологической реальности. Несмотря на потенциальное «освобождение» от