Подвиг разведчика - Валерий Рощин

Он указал на короткий шнур, свисавший от патрона.

— А потом? — опасливо спросил Чиркейнов.

— Потом тихо сидите и ждете снайпера. Он появится минут через десять, после того как вы запустите свою ракету. Ясно?

— Ясно, — утвердительно кивнул тот и, усевшись в позу лотоса, стал мерно раскачиваться, монотонно и нараспев повторяя при этом инструкцию, как когда-то заучивал тарикаты: — С белых скал летит ракета, все равно какого цвета… Счет веду до тридцати — на арабском, на фарси… А потом… Потом просто встаю и дергаю этот проклятый шнурок!

* * *

На одной из узких изогнутых улочек Гомхоя Константин заметил первого жителя — молодого мужчину, настойчиво скоблившего мастерком в тазике с остатками раствора и латавшего этими остатками трещины в каменном заборе. Увидев одинокого русского военного, тот распрямился, встал, закрутил головой по сторонам… Не найдя боле никого, усмехнулся, покосившись на палочку, служившую мужчине подспорьем при ходьбе. Однако промолчал, не сказавши приветствия, и не выдав явной неприязни

— на плече незнакомца покачивался грозной формы черный автомат.

— Русский язык знаешь? — остановился рядом бородатый офицер.

Сельчанин непонимающе скривился, нагло поиграл скулами, и что-то буркнул на чеченском.

— И где живут ваши старейшины, ты мне, конечно же, не покажешь, — понятливо улыбнулся русский.

Ответ последовал в том же духе. Тогда Яровой прибег к радикальной мере

— через секунду в висок чеченца уткнулся вороненый ствол «Гюрзы».

— Туда идти, — кротко указал своим нехитрым инструментом в сторону соседнего переулка мужчина.

— Пошли, проводишь…

Скоро они стояли посреди деревенского двора, а молодой кавказец, прижимая грязный мастерок к груди, бил поклоны глубокому старику, вышедшему из дома. В маленьких окнах добротного каменного жилища мелькали испуганные женские лица. А провожатый уж с жаром лепетал по-своему, учтиво обращаясь к седобородому старцу. В сбивчивом монологе майор сумел ухватить несколько знакомых фраз: «русский один», «легко убить», и «я принесу ружье». Сведя воедино эти разрозненные словосочетания, командир разведгруппы усмехнулся, спрятал пистолет и распорядился:

— А теперь приведи сюда остальных старейшин, да помни: одно неверное движение и ты труп. Тебя держат на прицеле, уяснил?

Чеченец снова скользнул недоверчивым взором по пустынному рельефу гор, с четырех сторон возвышающихся над аулом, и в глазах его мелькнуло сомнение. Тогда русский поднял правую руку, и через секунду по мастерку звонко ударила пуля, выбив инструмент из перепачканной ладони и основательно испортив полезную в хозяйстве вещицу. Этот серьезный аргумент возымел немедленное действо — мужичок присел и стал затравленно озираться. Так и не поняв, откуда был произведен выстрел, он согласно закивал и метнулся прочь со двора исполнять поручение…

Вскорости пятеро аксакалов весьма преклонного возраста восседали дружным рядком на деревянной лавочке вдоль серой каменной стены одноэтажного сооружения. На всех были одинаковой формы папахи, немного отличавшиеся оттенком мерлушки.

— Тебя как зовут, строитель? — повертев в руке дырявый мастерок, спросил спецназовец.

— Салех.

— Так вот послушай меня, Салех. Я со своей десантной ротой возвращаюсь на военную базу Моздока. Возвращаюсь, никого не трогаю… А тут, понимаешь, приотстал один мой человек, и какие-то абреки хватают его, можно сказать крадут из-под моего носа и уводят неизвестно куда…

Молодой кавказец всем своим видом хотел возразить: мол и ведать не ведает, кто бы мог отважиться на такую глупость. Однако офицер не дал ему раскрыть рта, упредив приказанием:

— Сейчас ты возьмешь лошадь, отправишься в лагерь этих разбойников и обрисуешь им ситуацию. А ситуация, Салех, скверная, — если ты вернешься без моего человека, или же затеешь глупые игры с помощью тех полоумных абреков, я тут же — в две с половиной секунды расстреляю всех старейшин вашего села. Понял?

Говорить, возможно, тот на русском и не умел, да понимал его преотлично

— брови мусульманина поползли на лоб; губы приоткрылись, обнажив щербатый ряд зубов; перепачканные раствором пальцы слегка задрожали. Он передал услышанное старикам; те коротко посовещались, после чего один из дедов — в самой светлой папахе, сказал надломанным сухим баритоном:

— Наша тебе не верит, руса.

— А чему конкретно /ваша/ не верит? — возжелал уточнить Яровой.

— Рота — эта… сильно много, — с трудом подбирая слова и глядя на военного из-под всклокоченных насупленных бровей, пояснил старик. — А сильно много народ… в наша горах не спрячешь. Наша бы их… видеть. Да и пленный ты бы отбил сам — без наша помощь…

— Точно — отбил бы. Только мертвого, — подтвердил русский. — Недосуг мне затяжные бои и осады затевать — не воевать я в горы ходил, а по другой задаче. Да и человечка они моего при первой же атаке убьют, долго раздумывать не будут.

— Убьют, убьют… — довольно закивали носами столетние деды.

— А мне-то он нужен живым и здоровым.

— Рота сильно много… Наша тебе не верит… — насмешливо взирали на незваного гостя старейшины все с той же довольною миною на помятых временем лицах.

Да, с мудрой старостью местного происхождения спорить было сложно, но сколь плохо горцы воспринимали логику, столь же отменно понимали язык несметной силы.

— Хорошо, сейчас я частично приоткрою для вас секретную дислокацию моей роты, — безмятежно молвил майор, извлекая из кармана «лифчика» «Вертекс» — портативную радиостанцию в черном кожаном чехле. Нажав на кнопку «Передача», громко — так чтобы было слышно всем присутствующим, позвал: — Лейтенант Скрябин!

Динамик рации прошуршал в ответ вполне разборчивым голосом Ниязова:

— Лейтенант Скрябин на связи, товарищ командир.

— А ну-ка обозначь позицию первого взвода.

Сей же миг с горы, что была по левую руку от старейшин, в небо взмыла белая ракета. Аксакалы медленно повернули смуглые морщинистые лица влево и, задрав головы так, что куцые бородки приняли почти горизонтальное положение, проводили равнодушными взглядами ярко-белый шар, потухший на обратном пути к матушке-земле. Костя немного помедлил, мысленно представляя, как улем Чиркейнов скрупулезно и через правильные промежутки считает до тридцати, а Паша стремглав и незаметно несется на соседний холм.

— Старший лейтенант Рахманинов!.. Рахманинов, мать твою! — ласково прорычал «командир роты» в микрофон секунд через двадцать.

— Слушаю, товарищ майор! — отвечал тот же Ниязов, только голосом изменившимся от быстрого бега — бедолаге предстояло в темпе преодолеть еще метров пятьсот.

— Где у нас твой взвод? На какой возвышенности ты занял позицию со вторым взводом?

— На северной.