"А зори здесь громкие". Женское лицо войны - Баир Иринчеев

Цитата «За время службы в 317-м стрелковом полку неоднократно участвовала в разведывательных операциях, где показала себя смелой, решительной и отважной. Несмотря на сильный артминометный и пулеметный огонь со стороны противника, вынесла с поля боя тринадцать бойцов и командиров с их личным оружием, чем спасла им жизнь. Находясь на пункте санитарного транспорта, в весьма трудных условиях правильно и быстро оказала первую помощь до 250 человек, получившим ранения при выполнении боевых задач. Награждение медалью «За отвагу» от 9 марта 1944 года».

Приказ 92-й стрелковой дивизии о награждении орденом Славы 3-й степени:

«15 июня при наступательных действиях на высоту 136 северо-западнее деревни Корпикюля под огнем противника оказала умелую первую медицинскую помощь 21 человеку, бойцам и офицерам, и вынесла их с поля боя с личным оружием. 16 июня 1944 года при прорыве второй линии обороны белофиннов, в районе противотанковых надолб, рискуя жизнью, вынесла с неразминированного минного поля пять человек, подорвавшихся на минах, где, получив сама ранение, отказалась эвакуироваться. 7 июля 1944 года, в боях за овладение плацдармом на правом берегу реки Вуокси, вынесла с поля боя с личным оружием 16 человек раненых, которых эвакуировали в медсанбат».

(Интервью Б. Иринчеев, лит. обработка С. Анисимов)

Я родилась на Урале, в Челябинской области, в 1922 году. Мне больше досталось работать, чем быть на фронте: мы работали под девизом: «Все для фронта, все для победы». Открылся цех, мы сушили картофель, морковь, капусту, лук. Гоняли нас и по командировкам: грузить уголь для города, бревна для города. В 1943 году я училась от военкомата на шофера: днем работала, а вечером училась. Через несколько месяцев нас уже взяли в женский учебный автополк — был такой в Ульяновской области. Полк женщин! От военкомата мы изучали только «ГАЗ» да «ЗиС»: «полуторка» и «трехтонка». Дома нам дали «стажерку», а уже в Ульяновской области нас уже одели в женское обмундирование. Были серые шинели, хлопчатобумажное обмундирование, сапоги с портянками. Зимой нам давали шерстяные чулки. Женское белье было, даже трусики и бюстгальтер. В учебном полку нам преподавали машину, но больше была строевая подготовка. Там мы получили права, приняли присягу, и нас направили в Житомир, в запасной полк. Нас вымыли, выкупали — и там мы и приняли боевое крещение. Ночью нас начали бомбить. В Ульяновской области мы ничего такого не видели, не знали. Казарма большая, целый полк там был. Нары были большие, двухъярусные, мы сверху вниз прыгали, кричали, все побежали на улицу от страха. После этого нас быстренько начали распределять по частям. Нас, нескольких женщин, направили в город Луга. Там находился учебный артиллерийский полигон, и там мне дали машину, «полуторку», — старую-престарую, которая от рукоятки заводилась. Ну, конечно, там мне доставалось, особенно зимой! Машину-то я еще плохо знала: начну рукояткой крутить, а она как даст обратно! А через некоторое время приходят и говорят: «Сдай машину, принимай американский вездеход «Виллис». Будешь возить на стрельбище офицеров». Вот эта машинка хорошая была! Я так была рада, что мне дали такую хорошую машину! Но моя радость недолго длилась, капитан предложил мне быть ППЖ. Бывало, куда-то надо ехать, а у него стол накрыт. И вот раз мы сели, попили чай, и тут он мне такое предложил. Я говорю: «Будем жениться и замуж выходить, когда война закончится». А он говорит: «В таком случае я машину сам умею водить. Катись к такой-то матери!» Ну, раз я не нужна, то я взяла и оставила машину у его дома, а сама ушла и воду не слила. Был 40-градусный мороз, радиатор замерз, машина пропала. Меня же надо за это наказать — ну и меня подальше направили, уже в действующую армию: в минометный полк на финляндскую границу, на оборону Ленинграда. Это уже был конец 1944 года, полк стоял под городом Выборгом. В этом полку дали мне опять «полуторку», и там я служила. Уже в марте месяце 1945-го, когда Ленинград был освобожден и здесь не уже нужно было держать оборону, мы погрузились на вагоны и уехали на Берлин: до Польши в вагонах, после Польши узкоколейка, и до Берлина своим ходом. В колонне первая машина останавливается, наблюдателя ссадят, а последняя подбирает. Мне дали карабин — но стоишь, трясешься: вдруг выйдет какой-нибудь, пристрелит? Помню переправу через Одер, на Берлин: там тоже был бой. Еще мы возили в минометный полк боеприпасы «катюши» — просто подвозили на своих машинах. Но в основном возили продукты, патроны.

— Как вам «полуторка»?

— Наши машины были плохие. Вся надежда у меня была на «Виллис». Жаль, пропал… «Виллис» был, конечно, надежней: ведь и Жуков на «Виллисе» ездил. А минометные установки стояли на «Студебекерах». Их мне не приходилось водить, только «Виллис».

— Кормили нормально?

— В учебном полку, конечно, одни каши. Перловка, опять «синие глазки», овсянка, горох — всё каши.

— Действительно рвались на фронт, кроме всего прочего, потому что в тылу было голодно?

— Конечно. Я могла бы и не поехать. Некоторые девчонки, которые учились, делали фиктивный брак, и их не брали. А у моей мамы нас было шестеро. Я с удовольствием пошла в армию, потому что там кормили, давали 800 граммов хлеба. Это было одной из мотиваций.

— Вы лично воевать хотели?

— Конечно, хотела!

— Почему?

— Не знаю… Меня сначала на курсы шоферов взяли, а потом повестка пришла в госпиталь, но я туда не пошла. Хотелось что-то более военное.

— Выдавали спирт?

— Конечно, в учебном полку нет. В Луге тоже не давали. Когда на фронт приехали, там давали… У нас был фотограф, любитель выпить, — я ему все отдавала, а он нас фотографировал.

Так случилось, что уже в конце войны я стояла на посту с карабином. В Германии Победа была раньше, 2 или 5 мая. И вот я стою на посту и вдруг слышу, началась такая пальба, стрельба. Там же много разных частей, все собрались и кричат: «Победа! Победа!» Я бросила карабин и кинулась бежать к подружкам: сказать, что Победа. Не знаю, где я поймала пулю, но вот я прибежала к своим девчонкам, мы обнимаемся, плачем, танцуем — слышу, у меня в сапоге что-то хлюпает. Посмотрела — сапоги полны крови.

— Фактически пуля от салюта?

— Не знаю. Когда я увидела столько крови, то, конечно, упала в обморок. Вызвали санврача, меня в госпиталь. Я говорю: «Не пойду!» Все девчата на следующий день побежали к стене, расписываться. А мне сказали: «Сиди и не выглядывай». Позже, когда война уже закончилась, мы стояли в одном предместье. Там ходят коровы с таким большим выменем. В Германии земли-то было мало, вся земля была разделена на клочочки, и на этом клочочке они держали корову. Там за всем больше ухаживали мужчины и сами доили. А нас-то кормили кашами. Ребята, шоферня, нам говорят: «Девчата, пойдите, надоите молочка». Мы с одной подружкой пошли, надоили по ведру молока, идем. Заглянули в один уголочек, а там тряпки торчат. «Ага, немцы спрятали красивые платья!» Мы с ней подошли, дернули, — а там сидят четыре «гитлерюгенда», молоденькие. Один переодет в женскую одежду, один сидит с гранатой. Моя подружка как свистанула, молоко пролила и убежала! А у меня было ранение в ногу, я бегать не могу. И вот я стою, а они сидят, что-то лопочут. Я говорю: «Гитлер капут». Они тоже говорят: «Гитлер капут». Думаю — сейчас и мне будет капут… Потом моя подружка привела солдат, они их забрали. А мне их было жалко. Грязные, худущие. Я попросила ребят отпустить их. Не знаю, что они с ними сделали…