Под угрозой шантажа - Диана Гамильтон

– Ты заправлял делами лучше кого бы то ни было – по мнению Мартина, – обеспокоенно резюмировала Селина. – И он рассчитывал, что все будет в порядке. Правильно? – Она поняла: ее нервы расшатаны. Адам не говорил этого, но теперь она знала: что бы ни случилось, он не станет разорять собственного отца, отнимать все, заработанное им. Его искренняя привязанность к Мартину была столь сильной, что просто не позволила бы ему так поступить.

Селине стало необычайно легко. Ее радовало сознание того, что Адам не настолько безжалостен. Ведь боль от его притворства сидела глубоко у нее внутри.

Селина повернулась к окну, не желая показывать внезапно навернувшиеся слезы. Они съехали с автострады, объезжая Глочестер. И сейчас направлялись к холмам по все более сужающимся объездным путям, через старые деревни с их своеобразием, мимо отстоящих друг от друга каменных поместных домов с их причудливыми окнами, блестящими как алмазы в утреннем свете солнца.

Его угрозы не означали ничего, ровным счетом ничего.

Они не были женаты. И отнюдь не соглашение привело к этому итогу. Не поддерживающий контактов со сводным братом, преступившим закон, и ничем себя не запятнавший, Адам искал какой-то выход – упрямо, но честно. Доминик не заслуживал настойчивого стремления старшего брата замять дело. Она могла отказаться выйти за него замуж, сознавая, что даже в подобном случае Тюдору не удастся навредить семье или бизнесу.

Так отчего же она не высказала своих сомнений? Почему нежелание говорить сковало ей язык? И почему она не испытывает праведного гнева? Уж не потому ли, что он обращался с ней словно с марионеткой, танцующей под его мелодию шантажа? Жених затерроризировал невесту и загнал в угол угрозами, которые, как она только что узнала, и не собирался осуществлять?

Ничего, абсолютно ничего больше не трогало ее. Даже собственная реакция на разбившуюся вдребезги уверенность: она свободна, свободна как птица.

Мысли переполняли ее, но каким-то мизерным уголком сознания она отметила, что машина свернула с дороги и они очутились посреди перелеска, вившегося через долину. Долину окружали пологие, поросшие деревьями холмы. Адам нарушил молчание:

– Почти приехали.

– Куда? – машинально отозвалась Селина ничего не выражающим голосом. Ее больше не заботила цель их поездки. Ее стало удивлять, что Адам ничуть не потерял своего лоска из-за того, что его сатанинские планы, как выяснилось, остались пустыми угрозами.

– Домой. – Он произнес слово «домой» с горделивой уверенностью. Но как и все, что он говорил, это можно было трактовать двояко. Его дом – Селина знала доподлинно – находился в Лондоне. Уж не намеревается ли он жить где-то здесь после их бракосочетания?

Бракосочетания! Отчего она еще думает о союзе с ним, хотя может вполне спокойно просить его оставить ее в покое? И почему терзается сожалениями? Но разве она не вправе хотеть близости с ним – той, какая бывает между мужчиной и женщиной?

Селиной овладели чересчур неприличные, интимные мысли, чтобы их сносить. И едва за последним поворотом дороги ее взору предстало какое-то строение, она сосредоточила на нем все свое внимание.

Она увидела небольшой каменный дом. Он казался безопасным, гостеприимным, уютным, вот таким и должно быть семейное гнездо. Дом в долине между холмов – да, он выглядел как настоящий дом.

– Прелесть! – восторженно воскликнула она, когда Адам ставил машину перед каменными воротами. За ними виднелся заброшенный сад. Он на миг склонил голову, благодарный за ее отклик, и объяснил:

– Мартин приобрел его для моей матери, когда узнал, что я должен появиться на свет. Она не могла оставаться там, где жила раньше, и потому он настоял на поиске дома, где она чувствовала бы себя счастливой. Мама выбрала это место, и отец подарил ей здешний дом. Свои первые восемнадцать лет я провел тут, а после смерти матери унаследовал дом.

– И она стала здесь счастливой? – не удержалась Селина от вопроса, чуть нахмурившись. Могла ли столь неразборчивая в связях, как ей говорили, женщина, раба собственного сексуального влечения, быть счастлива в таком уединенном месте?

– Она была вполне довольна.

Его ответ озадачил Селину. Ванесса говорила: мать Адама – холодная и расчетливая интриганка. Как могла такая особа быть довольна, поселившись тут?

Селина с готовностью согласилась на предложение Адама размять ноги и подышать воздухом до того, как войти внутрь.

Она отстала на шаг, когда он прошел мимо дома по тропинке, ведущей в мирную долину. Глубоко дыша, Селина ощущала, как легкие наполняет чистый свежий воздух. Она решила радоваться дню, природе и не думать о загадках. У нее возникло чувство, что если она сумеет преодолеть преграды двусмысленности вокруг Адама Тюдора, то наконец поймет, что же он за человек.

Осознание того, что с ней происходит, устрашило девушку. За десять дней она нисколько не приблизилась к пониманию поступков Адама, скорее, наоборот, стала понимать еще меньше. Ведь раньше она попросту считала его зловещим шантажистом, а теперь…

Хватит думать о нем. Она замедлила шаг и осмотрелась. Долина в мертвый зимний сезон должна была бы вызывать уныние. Но, к своему удивлению, Селина ничего подобного не испытывала. Вероятно, благодаря яркому голубому небу, тепловато-коричневой коре обнажившихся деревьев и желтизне пожухлой травы. Этот болезненно-нежный цвет, разлитый повсюду, обещал весеннее возрождение… Вот почему ее внезапно охватила глупая исступленная радость. А вовсе не из-за того, что Адам взял ее за руку, когда тропинка неожиданно сделала крутой поворот, огибая каменистую осыпь.

– Давай вернемся, – сказал он, едва спуск закончился и тропинка нырнула в густой кустарник. – Через двадцать минут мы будем дома. Я разведу огонь, а ты приготовишь кофе.

Перспектива казалась такой заманчивой, и Селина не стала возражать, когда он сжал ее руку, а потом просунул под свой локоть. Теперь она держала его под руку и при ходьбе их бедра соприкасались. Ощущение было приятным.

Селина шла, стараясь не думать ни о каких проблемах. Когда они достигли небольшого домика, она уже по-настоящему успокоилась и чувствовала бодрость после прогулки.

Адам проводил невесту в кухню.

– Сперва главное, – изрек он, подключая электричество и воду. – Если ты как следует порыщешь, то найдешь все, что нужно для кофе. А я займусь камином. – Он исчез в дверном проеме, а когда Селина поставила на плиту чайник, вернулся с охапкой поленьев. – А ты хорошо здесь смотришься. – Улыбка сверкнула и сделала его суровые черты совершенно неотразимыми. Адам удалился в гостиную, а Селина застыла в растерянности, чуть не высыпав кофе мимо чашки.

Она огляделась, кухня была просторной. Судя по всему, ею пользовались и как столовой. Викторианские сосновые шкафы и стол, виндзорские стулья и в красно-белую клеточку занавески создавали теплую домашнюю атмосферу. Может, он действительно уже представляет, как я веду здесь хозяйство и обслуживаю его? Он разжигает старомодную плиту, пока я суечусь рядом, вымешиваю тесто или мою его любимые кастрюли? Мы вдвоем – в этом замкнутом пространстве?