Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево - Олег Рой

— Очень смешно! — обиженно фыркнула Алика.

— А по-моему, прико-ольно. Ну, как там твое заточе-ение? — спросила Вика, и в ее голосе Алике послышалась издевка.

— Тебе-то что? — грубовато ответила она. — Ты там на своих Мальдивах небось и горя не знаешь. Мо-оре, со-олнце, пля-а-аж…

— Не, я пока в Ма-а-скве кукую, — тоскливо поведала Вика. — У папули там что-то по ба-аблосу не срастается. Ждем, пока перечислят. Короче, папуля, по ходу, опять лоханулся… Так как ты? — добавила она уже с сочувствием, которое, впрочем, Алике показалось неискренним.

— Нормально, — раздраженно ответила Алика, размешивая в кружке приготовленный бабушкой чай с какими-то травками. Очень даже вкусный чай, особенно с вареньем из ежевики, тоже бабушкиного производства. — Пью мохито и встречаюсь с симпатичным хоккеистом-миллионером.

Недалекая Вика приняла ее иронию за чистую монету:

— В том захолустье? Нереально! Ты го-онишь, подруга!

— Конечно, гоню, — не стала отрицать Алика. — А ты как думала? Стою кверху пятой точкой и чищу свинарник.

Похоже, с чувством юмора у Вички стало совсем неважно:

— До сих пор? На ночь гля-адя?

«Боже, какая же она тупая!» — подумала Алика и объяснила, что снова пошутила.

Впрочем, проговорили они недолго, у Алики сегодня не было настроения на болтовню с подружайкой. Прихватив последнюю сигарету из пачки (она втихаря покуривала, спрятавшись за сараем), Алика выскользнула на улицу.

Была теплая июньская ночь. Ущербная, словно надкушенная, луна медленно плыла по усыпанному крупными звездами небу. Закурив, Алика вновь удивилась красоте здешней ночи. Небо Атяшева казалось ей каким-то сказочным, оно выглядело как 3D картинка. Или словно по темно-синему шелку горстями рассыпали мерцающие бриллианты.

«Завтра, — пообещала Алика самой себе. — Завтра я всем докажу, кто круче!»

Конечно, ей на фиг не нужен был этот Артем. В Москве она на подобного парня даже внимания бы не обратила. Но она понимала — здесь Артем не просто один из многих, он, как бы нелепо это ни звучало, здешняя элита. А значит, когда она приберет его к рукам, ее статус в глазах аборигенов сразу достигнет максимума.

Не то чтобы ее беспокоило то, как она выглядит в глазах аборигенов. Скорее, просто удручало отсутствие привычного и комфортного самоощущения. Здешние жители даже к ее маме, известной на всю Россию артистке, относились как-то запросто, по-свойски, без восхищения и пиетета. А уж тем паче к ней, к Алике. И с этим надо было что-то делать. Алика всегда и везде была в центре внимания и не желала мириться с тем, что здесь все по-другому. Она ни минуты не сомневалась в том, что правильны именно ее жизненные ценности, а не те, которые ей пытались навязать здесь. Будь наоборот, миллионы людей, родившихся вот в таких городках, не бросали бы все и не брали бы штурмом мегаполисы, чтобы еще и еще увеличивать число «понаехавших»…

* * *

Ирина даже сама удивилась, насколько легко она вернулась к сельскому ритму жизни с ранним пробуждением, хлопотами по хозяйству и довольно ранним отходом ко сну. Вроде бы столько лет жила совсем иной жизнью и по совершенно другому графику — но все вернулось на круги своя, стоило только миновать дорожный указатель с надписью «Атяшево». Будто и не уезжала из дому или уезжала совсем ненадолго. Ира привычно выпалывала сорняки в огороде, привычно помогала готовить обед на всю большую семью, привычно развешивала на чердаке для просушки собранные матерью ароматные травы. Наверное, она бы и корову смогла подоить — раньше они одно время держали телку, которую Ирина с сестрой назвали Тутси, в честь героини любимого фильма. Но теперь никого доить было не нужно, свежее молоко и молочные продукты они покупали у фермера, так что Ирина сполна наслаждалась вкусной едой, ни в чем себе не отказывая и наплевав на калории. В Москве она так привыкла к суматошному графику, не оставляющему времени на еду, что почти никогда не испытывала голода. А здесь на нее вдруг напал почти зверский аппетит, и она не стала ему сопротивляться, ела все, что хотелось, и тогда, когда хотелось. Однажды дед Игнат заглянул в кухню, где перекусывала Ира, увидел, как она щедро намазывает свежий хлеб сливочным маслом, да еще кладет сверху толстый кружок докторской колбасы, улыбнулся и похлопал ее по плечу:

— Вот и молодец. Кушай, кушай, детка, приходи в норму. А то, ишь, взяли моду худеть! Ну что, скажи ты мне, хорошего, когда в женщине кости одни? Да ни одному нормальному мужику такое не нравится. На досках-то мы и в гробу полежим…

— Ох, молчал бы ты, бесстыдник! — возмутилась стоявшая у плиты Татьяна Сергеевна, махнула на него поварешкой и испуганно оглянулась, не услышали ли дети.

Или взять, например, кофе. В Москве Ирина не то что дня — несколько часов без него прожить не могла, иначе сразу нападали апатия, вялость и сонливость. Даже шутила, что у нее многоразовое питание и каждый раз из двух блюд: чашка кофе и сигарета. Курить-то она и в Атяшево, конечно, не бросила, хотя стала замечать, что уже не испытывает такой сильной потребности затянуться сигаретой, как было во время работы, здесь делает это реже и скорее по привычке, чем потому, что организм требует свое. А вот пить кофе, вернувшись домой, она вообще перестала. Среди близких любителей кофе не было, кофеварки в семье не имелось, держали только для гостей банку растворимого, вкус которого Ирине не нравился. И тогда она совершенно безболезненно для себя перешла на те напитки, которые пили здесь все: мамины травяные чаи с удивительным разнообразием состава и аромата, кисленький морс и просто холодную колодезную воду, которая была тут удивительно чистой и вкусной.

Здесь все было совсем иначе, совсем по-другому. Вся та суета, все то, что в Москве казалось значимым, важным и даже жизненно необходимым здесь отступило на второй план или вовсе исчезло, развеялось как дым. И наоборот, стали важными вещи, на которые в Москве она просто не обращала внимания. Здесь Ирина смотрела на небо, наблюдая, как летают ласточки и не садится ли солнце в тучу, — чтобы узнать, какая будет погода. Здесь искренне она радовалась, увидев, как пошли в рост огурцы. И всей душой переживала, когда у Анны Михайловны, живущей через две улицы, случился инсульт, ходила навещать и спрашивать родных, не нужно ли чем помочь. Хотя в Москве Ирина не знала имен даже своих соседей по подъезду и понятия не имела, что у них в жизни творится. Такова уж особенность мегаполисов: чем больше людей собирается в одном месте, тем более чужими они становятся друг другу.

Словом, несколько дней Ира чувствовала себя практически отлично, даже легкая усталость по вечерам — и та была в удовольствие. Однако утром в субботу она вдруг проснулась совершенно разбитой, словно ее всю ночь крутили на центрифуге. Кое-как встав с кровати, Ирина тем не менее решила не показывать никому своего состояния.

«В конце концов, я сама выбрала такую жизнь. И потом, какой я пример подам Алике?» — думала она, одеваясь и причесываясь.

Но Татьяна Сергеевна сама заметила за завтраком состояние дочери: