Над пропастью жизнь ярче - Анна и Сергей Литвиновы

«А что! И получилось бы у меня все!» – Вино придало ей храбрости.

Однако Зиновий решительно произнес:

– Спасибо, Виктор Валерьянович, но ресторан ей надоест через месяц. Дайте нам другое задание. И не сомневайтесь: наша команда вас не подведет.

– Дураки, – пожал плечами чиновник. – Но дело ваше. Я вам работу найду – какую скажете.

* * *

Вышли из ресторана, Саша взглянула на часы, ахнула:

– Уже шесть! А пришли мы…

– В три, – подсказал Зиновий. – С Валерьянычем время всегда быстро летит.

К ним кинулся швейцар:

– На чем желаете ехать?

– Берем лимузин? – подмигнул ей Зиновий.

– Да ну, – фыркнула девушка. – Поехали на моей. Всего-то бокал вина. Зажую.

Гаишники, стоявшие у «Омара», посмотрели на ее «восьмерку» подозрительно, но останавливать не стали. Видно, приняли за трезвую обслугу.

– Едем к тебе? За вещами? – спросил Зиновий.

– Ну… можно. – Саша покосилась на свои каблуки. – Только мне сначала переодеться надо.

– Тогда езжай к ГУМу! – велел он.

– Где связь?

– Родителей твоих не шокировать. Купим тебе новые джинсы с кроссовками. Не тащиться же за твоими на Ленинский, по пробкам.

– Слушай. Еще пара дней такой жизни, и нам с тобой придется в электричках петь. На пропитание зарабатывать, – вздохнула Саша.

– А что? – хмыкнул он. – И споем. Но проще в казино заскочить. Сто баксов на хлебушек я тебе в блэк-джек всегда подниму.

* * *

Саша оставила Зиновия ждать в машине. Она надеялась: расставание с родным домом пройдет быстро и без скандалов.

Но родители встретили ее в полном остервенении.

– Скажи, это правда?! – первым делом, еще в коридоре, патетически воззвала мама, и по одному ее виду и тону не надо было тянуть время и глупо переспрашивать: «Правда – что?» Становилось очевидным худшее: в Центре борьбы со СПИДом все-таки привели в исполнение свою угрозу и настучали на Сашу родителям.

– Да, мамочка, правда, – кротко ответила Александра.

Отец болтался рядом, молчал, но глядел волком.

– И ты держала все в тайне?! И ты нам ничего не сказала?!

– Ты что, не понимаешь, – взорвался Иван Олегович, – что мы с матерью могли от тебя заразиться?!

– Но я же вам кровь свою не переливала, – усмехнулась дочка. – И сексом мы с вами не занимались.

– Она еще шутит! – возвела руки мать. – Ты нашла место и время шутить!

– А что мне еще делать? Я свое отплакала.

– Плохо отплакала. Раз даже не подумала о людях, которые тебя родили и вырастили!

– Не вам судить, – злобно выкрикнула дочка, – хорошо ли мне плачется или плохо. Вам-то откуда знать, каково мне!

«Могли бы и пожалеть! – мелькнуло у нее. – Утешить, поплакать вместе!» – Но вслух ничего не сказала.

– «Каково тебе»! – через силу усмехнулся отец, и в его голосе прозвучало явное если не пренебрежение, то превосходство. – Ты получила то, что заслужила. А мы с матерью при чем?

– Я – заслужила?! – в ярости воскликнула Александра. – Заслужила – чем? И что? Что я заслужила?!

– А что, просто так эта болезнь к тебе прицепилась? – оставался совершенно неумолимым отец.

У Саши на глаза навернулись слезы.

– Вы… вы… – забормотала она. – Вы, вместо того чтобы меня пожалеть, вы… – И она залилась слезами.

– Жалеть?! – воскликнула мать. – Тебя – жалеть? А ты? Ты нас пожалела? Ты даже о нас не подумала! Заразиться – ладно. Но каково нам узнать, что ты… ты… в такое вляпалась. Мы тебя в Америку снаряжаем, гордимся тобой, всем рассказываем. А у тебя, оказывается, СПИД!

– У вас одно на уме, – сквозь слезы проговорила Саша. – Вы, вы. И ни слова: каково мне.

– У тех, кто себя нормально ведет, СПИДа нет, – ледяным тоном промолвил отец. – А если шляться где-то ночами… Татуировки себе колоть… Что ты еще ожидала? «Оскара»? Или государственную премию?!

– Не хочу! Не хочу! Не хочу! – исступленно закричала девушка. – Не хочу вас видеть! Говорить с вами!

– Не хочешь?! – сузила глаза мать. – А ты спросила нас: мы – хотим?!

– Ну и провалитесь вы! – захлебываясь слезами, Сашенька бросилась к себе в комнату.

Достала из-под кровати свой небольшой чемоданчик и стала сваливать туда вещички, как всегда, мамочкой заботливо постиранные, поглаженные и сложенные в платяном шкафу. Потом в чемодан полетели любимый мишка, с которым она не расставалась с пяти лет, и две самые любимые книги: английская «The catcher in the rye»[12]и «Мастер и Маргарита».

А еще через пять минут Александра выкатилась с чемоданом из родительской квартиры, из квартиры своего детства, с тайным желанием и потаенной надеждой, что хоть кто-то из них, отец или мать, заступит ей дорогу, обнимет и скажет: «Перестань! Останься! Будь с нами, и мы станем сражаться с болезнью вместе!»

Однако с кухни раздавались монотонный гул телевизора и шипенье сковороды. Родители, несомненно, слышали, что она уходила, и понимали, что она уходит с вещами и, по намерениям, навсегда. Однако никто из них в прихожую не вышел, дорогу ей не заступил и остаться не уговорил.

Зато Зиновий встретил объятиями и улыбкой.

«Значит, и буду с ним, – пришло непреклонное. – И сделаю все, что он скажет».

* * *

Весна обрушилась на Москву в одночасье. Один сверкающий солнцем денек – и мигом исчезли ноздреватые, черные от копоти подпалины снега на обочинах. Асфальт почти сухой, деревья навострили ветки: не сегодня завтра выпустят почки.

Александра с удивлением сказала Зиновию:

– А вчера казалось, что зима никогда не кончится.

Тот оказался настроен философски:

– Так, Сашка, и в жизни. Все мгновенно перемениться может.

«Только мне от болезни – никуда не деться», – грустно подумала девушка.

Хотя забыть о ней теперь удавалось. Все чаще и чаще.

Содружество с Зиновием – совсем не то, что с родителями жить, ходить в институт и в библиотеку. Нет, теперь у нее была новая, искрящаяся, словно море под ярким солнцем, жизнь.

Прежде Саша искренне считала: она равнодушна к ресторанам. Не любит азартные игры. Ей все равно, как выглядеть и на чем ездить. Лучший отдых – посмотреть телевизор. Если слышала про авантюры вроде прогулки с диггерами или кладоискательства, представлялось: это совсем из другого мира.

Но Зиновий, казалось, цель поставил: самому ярко жить и ее вовлекать.