Можно и не любить - Дороти Иден

— Я уже знаю. Ты готов проломить стену ради достижения своей цели. — Ее руки сжались в кулаки. — И пойдешь на все, даже на то, чтобы держать меня в плену.

— Ты все неправильно понимаешь. — Его руки заскользили по ее рукам и схватили ее за запястья. — То, что я делаю, это оберегаю свою жену.

Ханна молча посмотрела на него. Он не приблизился к ней и не сделал попытки приблизить ее к себе, но одного воспоминания о его близости и прикосновениях было достаточно.

Она приглушенно вскрикнула, вырвалась и пошла по песку в относительную безопасность отеля.

Ханна наблюдала с холодной отчужденностью, как все бросаются выполнять приказания Гранта. Когда они вернулись в отель, их багаж был упакован и ждал в вестибюле, счет был готов и представлен для подписи, а перед дверями отеля их уже ожидал сверкающий черный «лендровер».

— Пойдем, — сказал Грант оживленно. Он обнял ее рукой, и его жест, с виду любящий, на самом деле был словно железная хватка.

— Тебе не нужно надевать на меня наручники, — сказала она холодно. — Я не собираюсь устраивать сцену.

Она высвободила свою руку, направилась к «лендроверу» и распахнула дверцу. Она сидела в машине неподвижно, пока он наблюдал за погрузкой их багажа, и пошевелилась только тогда, когда носильщик попрощался.

— Поезжайте с Богом, — сказал он по-испански, вежливо улыбнувшись.

Ханна едва сдержалась, чтобы не сказать ему, что она уезжает не с Богом, а с дьяволом.

Они проделали довольно долгий путь по главной дороге. Мелькали знаки с надписями на испанском языке, но скоро они остались позади, они проехали через город, затем маленькие деревеньки. Она все ждала, что Грант снизит скорость и завернет в одну из них, но он все время жал педаль газа. Дорога становилась более узкой и поднималась все выше и выше в горы.

— Если указания агента верны, то мы скоро будем на месте.

Грант внимательно смотрел на дорогу впереди, его руки легко сжимали руль. Он разговорился.

— Ну-ка взгляни туда. Черт, вот это вид! С ума сойти! Он повернулся к ней и сверкнул быстрой улыбкой. — Черт, я согласился снять дом не глядя, а теперь выясняется, что он находится на вершине горы в десять тысяч футов.

Десять тысяч футов? Неужели это серьезно?

— Правда, агент клялся, что поездка стоит этого. — Двигатель заворчал, когда он переключил рычаг передачи. — Он говорит, что лес подступает прямо к задней двери. И простирается настолько, насколько хватает глаз. Он говорит… — Грант оглянулся и протяжно свистнул. — Красота! — прошептал он.

Красота? Ханна сжала челюсти. Что означает «красота»?

— Это верно, насколько хватает глаз, — бормотал он. — Надеюсь, у этой машины хорошие тормоза.

Он пытался добиться от нее реакции. Ладно, она не собирается связывать себя обязательствами. Все же она не могла противостоять тому, чтобы не обернуться и не взглянуть на дорогу.

— О Боже. — Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица, и со страхом прижалась спиной к сиденью. — Это не десять тысяч футов, это десять миллионов.

— Это больше похоже на три тысячи, — согласился Грант. — Во всяком случае, нам не потребуются кислородные маски.

Это была шутка, она это знала. Но, как все шутки, она содержала долю правды. Воздух все же казался здесь другим. Она глубоко вздохнула.

Стал он более разреженным? Нет. Вовсе нет. Просто он был более чистым. Более острым. У него был резкий запах как… как у сосны.

Она подняла глаза на горы, возвышающиеся вокруг них. Деревья — большей частью сосны — были густо-зеленого цвета, цвета изумруда на ее пальце, и они пронзали небо такой синевы, какой она никогда не видела раньше, разве только в детстве в коробке с красками.

Прекрасно, подумала она.

— Да, — сказал мягко Грант. — Это так, верно?

— Я не говорила…

— Тебе не нужно было говорить. — Он быстро улыбнулся, затем оглянулся на дорогу. — Этот твой вздох все сказал.

— Какой вздох?

— Тот легкий звук, что ты издаешь, когда тебе что-нибудь нравится. В первый раз я заметил это в тот вечер, когда мы купили Брайена.

— Брайена? — сказала она, недоуменно посмотрев на него.

— Лев Брайен, помнишь? — Он ухмыльнулся.

— О, ну, это было…

— Ты также издаешь звук, когда я тебя целую.

— Это смешно. — Краска залила ее щеки. — А ты теряешь время, если думаешь, что такого рода разговор приведет к…

— Единственная вещь, о которой я думаю, это то, что нам нужно дать себе шанс, Ханна. Вот почему я сделал эти распоряжения, так что ты и я…

— Не ты и я, — сказала она отрывисто. — Это только клочок бумаги, который ни один суд в мире не заставит меня соблюдать. И ты знаешь это.

Он долго молчал. Когда он заговорил, его голос был отрывистым.

— Ты все время забываешь про другой клочок бумаги, тот, в котором говорится, что мы муж и жена.

— Это тоже ничего не значит.

— Перестань изображать невинность. — Голос Гранта был твердым как железо, а тон обвиняющим. — Ты пошла на это с открытыми глазами, и если ты видела только то, что хотела видеть, то упрекать тебе нужно только себя.

Она ничего не ответила на это. Что она могла сказать? Это неприятно сознавать, но он прав.

Как могла она подумать, что Грант согласится с ней иметь холостяцкие отношения? Он был зрелый человек, в расцвете сил. Не требовалось большого воображения, чтобы понять, на что был бы похож брак, если бы он пошел так, как она предполагала. Грант жил бы своей совершенно отдельной жизнью, имел бы дела, приходил бы домой с запахом другой женщины…

Комок тупой боли сдавил ей грудь. Она повернула голову, чтобы посмотреть на него из-под полуопущенных ресниц, ее взгляд пробежал по прямому носу, упрямому рту и подбородку. Она вспомнила ласку его рук, когда он обнимал ее, упругость и силу его гибкого тела, нежность губ и вдруг ясно представила себе тот ужас, который бы она почувствовала, слыша, как он возвращается поздно ночью домой после объятий с другой женщиной…

Машина подъехала к стоянке сбоку от дороги.

— Посмотри. Вот он.

Она посмотрела на него, слишком ошеломленная этим видением.

— Дом, — сказал он, и она услышала возбуждение в его голосе. — Вот он, Ханна. Прямо впереди.

Дом стоял в уединении на отвесной скале над ними, с густой зеленью горы позади, и смотрел вниз на долину, расположенную в тысяче футов под ним. Дом был отделан белой штукатуркой, с крышей из красной черепицы и красными жалюзи, и Ханна признала, что она никогда не видела более красивого места.