Формула неверности - Лариса Кондрашова

— А то и другое нельзя? — поинтересовалась Таня больше для прикола.

— Только по отдельности, — покачал он головой.

— Тогда лучше добротную, — сказала она.

— Вот это я одобряю! — воскликнул Иван и посмотрел на нее с симпатией. — Чувствую, у меня сегодня удачный день.

Можно сказать, ей повезло. Иван и вправду оказался специалистом. Он оттаскивал ее за руку от мебели, в которой ее привлекала расцветка или дизайн.

— Эти стулья развалятся через полгода, — безапелляционно обещал он.

Или:

— Этот диван начнет скрипеть и терять запчасти через три месяца эксплуатации.

Но в конце концов купили все, что Таня объявила нужным, и ей не только привезли все выбранное на дом, но собрали и расставили так, как она хотела. За отдельную плату, разумеется, но теперь она могла себе это позволить.

Она заплатила Ивану по двойному тарифу и еще прибавила от себя сотню. Так что расстались оба довольные друг другом.

Нет, все-таки в богатстве что-то есть притягательное. Просто чувствуешь себя какой-то всемогущей. Этаким халифом на час, хотя обычно халифы — мужчины, но понять их можно.

Всего за каких-то три часа Таня купила и расставила мебель в спальне, как мечтала когда-то, ковер с длинным ворсом у кровати. Для Шуркиной комнаты приобрела мягкий уголок и угловой шкаф-купе, сразу наполовину увеличив свободное пространство. В гостиной установила новый телевизор с огромным экраном, купила микроволновку, новый японский холодильник зеленого цвета и поняла, что ее фантазия бедновата. Она, что называется, не заточена под настоящие деньги.

Во всех ее широких жестах все равно пыталось принять участие благоразумие хозяйки, привыкшей считать и планировать свои расходы.

Старую мебель — кое-что осталось еще от родителей — пришлось пока сложить во дворе и просто накрыть пленкой на случай дождя. А ведь будь она по-настоящему богатой, просто выбросила бы ее на свалку. Приплатила бы тем же сборщикам мебели, они бы все и вывезли…

К концу дня Таня утомилась и решила оставшиеся две тысячи долларов израсходовать завтра.

Теперь после трудов праведных Таня полулежала в кресле перед не включенным телевизором, а за окнами постепенно сгущались сумерки. Она чувствовала себя так, будто целый день не просто работала, пахала. Безмерная усталость сковала все ее члены, как говаривали когда-то. Сейчас слово «члены» употребляется в основном в единственном числе, да и то применительно к одному мужскому органу.

А еще Таня напоминала себе бунтовщика, который организовал сопротивление против диктатора. Причем армия бунтовщика вооружилась до зубов и теперь ждала его появления с ружьем в руке, чтобы ответить ударом на удар, если тот последует.

Долгое бездействие этого бунтовщика размягчило его стальные прежде мускулы, а мозг разучился принимать быстрые верные решения, потому он и ощущал усталость, и почти смирялся с тем, что последнее слово все же останется за диктатором…

Что-то ненадолго ее хватило. Таня целый день излучала уверенность в собственных силах, желание поставить на место зарвавшегося супруга, а теперь вдруг скисла. Слишком долго она в жизни плыла по течению, чтобы вот так, в одночасье, стать другим человеком. Это тебе не прическу сменить да волосы покрасить…

Но другой голос в ее голове замечал, что она не совсем права. Кто ее заставлял выходить замуж за Леонида? Так бывает со всеми, кто слишком много на себя берет: отчего она решила, что Леня должен быть таким же добрым и честным, как ее бывший муж… Ага, честным, а измена?.. Правильнее было бы сказать, что Леня просто не такой, как Михаил. К тому же если бы и с ним Тане было так же хорошо, как с Мишкой, это было бы ненормально. Не могло повезти два раза подряд…

О чем это она сейчас подумала? Что ей с Мишкой повезло? Определенно, у Тани не все дома, а если дома, то спят… Чего бы тогда ей бежать от него? Неужели человека нельзя прощать, пусть даже и за серьезный проступок. Разве что кроме убийства…

Однако если уж на то пошло, можно вспомнить стихи по случаю: «Убивали любовь, убивали в четыре руки…» Нет, ну почему в четыре? В две руки. Таня вообще здесь ни при чем… «Я не я, и лошадь не моя, и я не извозчик!» Если опять цитировать прабабушку.

Вспыхнувший яркий свет люстры заставил ее вздрогнуть.

— Мама, ты чего сидишь в темноте?

Это Шурка, вернувшаяся из университета, удивилась тому, что в окнах нет света да и входная дверь открыта.

— Я, честно говоря, даже испугалась, — говорила она, — нигде света нет: ни у нас, ни у тети Маши… О, ты купила новую мебель? Ух ты, и телевизор! Я знаю, он очень дорогой… Мы получили наследство?

— Отец… Леонид Сергеевич дал мне деньги, чтобы я покупала все, что захочу. Посмотри, что в твоей комнате делается! Можешь заглянуть и в пакеты, что лежат на мягком уголке. Надеюсь, мама тебе угодила…

Александра ушла к себе. Таня с улыбкой слушала через приоткрытую дверь ее ахи и радостные взвизгивания. Потом наступила тишина. А через некоторое время Саша вернулась и спросила напрямик:

— Мам, а откуда у Каретникова такие деньги?

Ну вот, как ни старалась Таня не думать о том, откуда Леонид раздобыл деньги, но вопрос, как говорится, все равно стоял на повестке дня. Она могла бы рассказать дочери то, что рассказала себе, когда сама же на такой вопрос отвечала, но Александра — человек дотошный. Это у нее от отца — до всего докапываться. Таня никогда не могла отделываться от Мишки односложными ответами, он требовал подробностей.

На мгновение у Татьяны мелькнула мысль, что этот вопрос дочь Александра задала по причине своего неприязненного отношения к отчиму.

Дочь с самого первого дня не шла с Леонидом на контакт, как ни пытался он девчонку задаривать.

— Называй его папой, — вначале требовала Таня, но дочь упрямо возражала:

— У меня есть свой папа.

Девочка старалась к отчиму вообще не обращаться, а когда это делать приходилось, никак его не называла. Обходилась односложными предложениями. А в разговорах с матерью называла его по фамилии. И дело тут было не только в преданности Саши родному отцу.

Наверное, она что-то чувствовала в Леониде. Какую-то неправильность. Может, его преступные наклонности. Или вообще то, что он был как бы из другого мира по отношению к семье Карпенко. Наверное, надо было его очень сильно любить, чтобы принимать таким, как есть. Или делать вид, что ничего особенного не происходит. Ну принес муж деньги и принес. Он вполне взрослый, может за свои поступки и сам отвечать…

Обвинять Сашу в пристрастности глупо. Она всего лишь задала вопрос, какой должен был задать просто честный человек. Кажется, молчание затянулось. А дочь стоит и ждет от нее ответа.

Если нет ничего удивительного в том, что он принес Тане неизвестно откуда взявшиеся деньги, то почему она промолчала про сто тысяч и про тот дом-призрак? Наверное, она сама, как и Ленька, не считала их семью полноценной, а потому и спрашивала с него не как с мужа, а как со случайного мужчины, неведомо откуда появившегося в ее доме, да еще и неизвестно почему предъявлявшего на нее какие-то права. В таком случае не все ли равно, как он эти деньги раздобыл!