Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна - Сэмюэл Дилэни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ясно, – сказала Ридра. – Значит, меня взяли?
Ей вспомнился худосочный барон, всегда словно размышляющий, не наброситься ли.
Тарик разжал кулак:
– Разве у меня голодный вид?
– Да нет, вполне упитанный, – усмехнулась Ридра.
Он кивнул:
– Месяц выдался удачный. В противном случае мы бы так любезно сейчас не беседовали. Но вы наши гости – пока что.
– Тогда не поможете отремонтировать генераторы?..
Жестом руки Тарик ее прервал.
– Пока что, – повторил он.
Пока говорили, Ридра сдвинулась к краю скамьи; теперь же вновь откинулась назад.
– Подай книги, – попросил Тарик Клика.
Тот проворно нырнул в стоящий рядом с топчанами шкаф.
– Мы живем в постоянной опасности, – продолжил хозяин. – Потому, возможно, умеем жить. Ценим культуру – когда есть время. Когда увидел название вашего корабля, решил послушаться Мясника и вытащить вас. Хотя мы тут и не совсем проклятые, нечасто нас посещает поэт.
Ридра постаралась улыбнуться аллюзии как можно вежливее.
Клик принес три тома – в черных переплетах с серебряным обрезом.
– Мой любимый – второй. – Тарик взял их в руки. – Особенно меня поразили «Изгнанники во мгле». Вот вы говорите, о теневиках никогда не слышали, но вам знакомы чувства, которые «опутывают ночь, чтоб тебя связать», – так ведь у вас? Третью книгу я, честно говоря, не понял. Но там много аллюзий и пародий на современные события, а мы тут за всем следить не успеваем. – Он пожал плечами. – Первую книгу мы… изъяли из собрания капитана захватнического транспорта, который сбился с курса. Вторая… гм, вторая снята с военного корабля Альянса. Там еще, кажется, надпись была.
Он открыл обложку и прочитал:
– «Моему Джонни по случаю первого вылета. У нее так хорошо все сказано, что я сама очень хотела сказать. Люблю очень-очень. Твоя Ленья». – Он захлопнул книгу. – Трогательно. Третью я раздобыл месяц назад. Но говорить о ней мы не будем, пока несколько раз не перечитаю. Я поражен прихоти судьбы, которой было угодно свести нас. – Он положил все книги себе на колени. – Когда вышла третья?
– Почти год назад.
– Есть ли четвертая?
Она покачала головой.
– Можно полюбопытствовать, над чем вы сейчас работаете?
– Сейчас ни над чем. Написала несколько коротких стихотворений. Издательство хочет выпустить их книгой, но я планирую подождать, пока напишется большая, выдержанная поэма – чтобы уравновесить.
– Понимаю. Но ваше молчание лишает нас огромного удовольствия. Если пожелаете создать что-нибудь на борту «Джебеля», почту за честь. Во время трапез у нас звучит музыка, а артисты – под управлением хитроумного Клика – дают драматические и комические представления. Если вам будет угодно сочинить для нас пролог или эпилог, в любой угодной вам манере, можете рассчитывать на благодарную аудиторию.
Он протянул ей коричневую твердую руку. Когда тебя ценят, чувство не теплое, поняла Ридра, а холодное; ты улыбаешься, а в спине пропадает напряжение. Она в ответ протянула свою:
– Спасибо, Тарик.
– Вам спасибо. С вашего позволения, я распоряжусь выпустить ваших людей. Могут ходить по всему кораблю свободно.
Тут взгляд его карих глаз сместился в сторону.
– Мясник.
Тарик кивнул, Ридра тоже обернулась.
Ниже на ступенях стоял тот самый осужденный, который в первый раз появился на пандусе.
– Что там за пятно в квадрате Ригеля? – спросил Джебель.
– Альянс убегает. Захватчик догоняет.
Лицо Тарика нахмурилось, затем разгладилось.
– Ничего, пускай. Этот месяц – тучный месяц. Зачем расстраивать наших гостей сценами насилия? Это Ридра…
Мясник влепил правым кулаком в свою левую ладонь. Люди в столовой обернулись. От резкого звука Ридра вздрогнула и теперь пыталась осмыслить легкое подрагивание этих мышц, застывшее выражение полногубого лица: стремительная, но неясная враждебность, бунт против тишины, страх перед прерванным движением, безопасность в молчании, наполненном бешеной деятельностью…
Вновь заговорил Тарик, но голос его звучал уже ниже, тише, жестче:
– Ты прав. Хотя какой цельный человек не бывает по любому вопросу о двух разных мнениях, а, капитан Вон? – Он поднялся. – Мясник, идем на сближение. Они в часе от нас? Прекрасно. Сперва понаблюдаем, затем ударим, – он улыбнулся Ридре, – по захватчикам.
Руки Мясника разомкнулись, и Ридра прочитала в них облегчение (или высвобождение). Он снова задышал.
– Готовь «Джебель», а я провожу нашу гостью туда, откуда будет удобнее смотреть.
Мясник молча развернулся и пошел вниз по ступеням. Стоявшие неподалеку всё слышали, и новость разлетелась по залу. Люди поднимались из-за столов; один опрокинул свой рог для питья, и Ридра увидела, как прислуживавшая им в палате девочка побежала с полотенцем вытирать.
Поднявшись на галерею, Ридра обернулась: теперь столовая была пуста.
– Пойдемте. – Тарик подозвал ее к звездной черноте за колоннами. – Корабль Альянса движется здесь. – Он указал на голубоватое облако. – Наши приборы этот туман пробивают, но там, на корабле, наверное, и не знают, что их преследуют захватчики.
Он подошел к пульту и нажал выпуклый диск. В тумане засветились две точки.
– Красная – захватчики, синяя – Альянс. Наши «пауки» будут желтые. Отсюда можете наблюдать за схваткой. Все наши навигаторы и наблюдатели, вся аналитика сенсорной информации остается на борту «Джебеля», руководство боем удаленное, чтобы не рассеивался строй. Но на своем ограниченном пространстве каждый катер сражается за себя. Славное развлечение для моих молодцов.
– Что это за посудины, капитан?
Она с удивлением отметила, что перенимает из речи Тарика архаичные нотки.
– У Альянса – военное судно снабжения. За ним по пятам идет небольшой истребитель захватчиков.
– На каком они расстоянии друг от друга?
– Контакт произойдет примерно через двадцать минут.
– И вы собираетесь ударить по захватчикам лишь через час?
Тарик усмехнулся:
– В бою с истребителем у судна снабжения шансов мало.
– Я знаю.
Ридра видела, как он, улыбаясь, ждет от нее возражений. Она прислушалась к себе, но дорогу возможным возражениям преградил пучок легчайших звуков, запевших на маленьком, меньше монеты, участке ее языка: Вавилон-17.
В этих звуках отразилось понятие абсолютно необходимого целесообразного любопытства, которое на любом другом языке потянуло бы за собой нелепую цепочку многосложных слов.