Дочь вампира - Михаил Ладыгин

Когда со всеми насущными делами было покончено, и я сидел на крыльце, покуривая послеобеденную трубку, в душе моей вновь появился лёгкий холодок беспокойства. Меня тревожило долгое отсутствие Насти. Неужели же она не слышала пальбы моего «магнума»? К тому же исчезновение Мотрина в почти полностью опустевшем селе не могло остаться незамеченным. Меня подмывало отправиться на разведку к её дому, но я сдерживал себя, опасаясь навлечь на неё гнев Фрола Ипатьевича, а ещё больше — того, чью волю настин дядя беспрекословно выполнял.

Коротая время, я проверил защиту лендровера, расставил алхимические свечи на подворье, прогулялся с Патриком по опушке леса.

Близился вечер. Совершавший очередной разведывательный облёт местности Корвин, предупреждающе хрюкая, спланировал на крышу дома. Я подошёл к калитке, нащупывая рукоятку «магнума». По дороге к дому брела Настя. Сарафан на ней был испачкан, словно по дороге она несколько раз падала в грязь. Её шатало из стороны в сторону, а она продолжала идти, причём, казалось, каждый шаг давался ей с мучительным трудом. Руками она сжимала виски, а когда я побежал ей навстречу, то увидел, что глаза девушки закрыты. Подхватив её на руки, я внёс Настю в дом, где усадил к столу.

— Что случилось? — спросил я.

Но девушка лишь страдальчески качнула головой, так и не сумев разжать закушенных губ, не открыв глаз.

И тут недовольный моей нерасторопностью сэр Галахад прыгнул ей на колени и завёл какую-то заунывную песнь, по-кошачьи шаманя и одновременно побуждая меня к решительным действиям. Я, разумеется, последовал его совету. Начертив вокруг Насти магический круг, я зажёг ароматическую свечу, потом, положив девушке на затылок левую руку, начал читать заклинания, правой рукой строя вокруг нее защитный экран.

Только теперь я почувствовал тяжёлую тягучую энергию, сгустившуюся вокруг Насти. Снимая её, я ощущал себя археологом, разматывающим пропитанные бальзамами бинты с древней мумии. Наконец она разлепила веки, опустила руки и расслабилась. Потом, благодарно поглаживая кота, тихо произнесла:

— Ой, мамочка, какое облегчение!

А сэр Галахад продолжал урчать, соперничая с лишившимся своего наездника мотоциклом Мотрина. Я налил девушке из термоса крепкого горячего кофе, ожидая, когда она окончательно придёт в себя. Обжигаясь, Настя жадно прихлёбывала из чашки напиток, время от времени с признательностью поглядывая на меня.

— Дядя запер меня в погреб, — поставив чашку, сообщила Настя. — Когда они с Мотриным решили убить вас, я, наверное, выдала себя. Мне следовало немного подождать, но я торопилась предупредить вас. Они поняли, что мне нельзя доверять, запихнули меня в подпол. Дядя взял своё ружьё, потом они ушли.

Вот тут я расхохотался. Девушка с изумлением посмотрела на меня. Но я не мог остановиться и лишь показывал ей на стоящий на столе табурет, свидетельство утренней уборки в горнице.

— Простите, — наконец объяснил я, — видите ли, меня всё время мучил вопрос, какой бес попутал их палить по окнам, когда я спокойно спал вон там. Они не могли подойти близко, и приняли этот табурет за мою фигуру. Вот как полезно иногда проявить себя неряхой.

И тут рассмеялась Настя.

— А они никак не могли понять, как вы уцелели после такого выстрела. Оба решили, что вы сидели за столом, когда Фрол Ипатьевич выстрелил из обоих стволов «жаканом». Он очень хороший стрелок, он не мог промахнуться.

— Так он вовсе не промахнулся, — удивлённо воскликнул я, рассматривая табурет.

Только благодаря своей грубой тяжести он не был сметён со стола на пол, но одна его ножка там, где она соединялась с сидением, оказалось полностью срезана и держалась внизу лишь поперечной планкой. Спросонок я не разглядел повреждений, а затем труды и заботы отвлекли меня от необходимости провести надлежащее расследование.

— Услышав, как вы открываете дверь, они страшно перепугались, — продолжала Настя, — поэтому поспешили уехать на мотоцикле Мотрина. Дядя даже предположил, что вы вовсе не человек, что посланы сюда моим отцом с целью извести их и освободить меня. Это, по мнению дяди, объясняло мои симпатии к вам. Но Мотрин убедил Фрола Ипатьевича, что тот всё-таки просто промазал, и вызвался сам убрать вас. Он сказал, что даже позволит вам выстрелить первому, так, мол, ему станет легче целиться, чтобы бить наверняка. Кстати, как вам удалось выпутаться?

— Ему не следовало позволять мне стрелять, — меланхолично заметил я.

— Но ведь им не страшны пули? — удивилась Настя.

— Обычные не страшны, но мои-то пули заговорённые, — хитро прищурившись, объяснил я.

— Понятно! — нараспев отозвалась Настя. — После того как вы расправились с Мотриным, дядя просто осатанел. Он потребовал, чтобы я вместе с ним ушла из села, грозя довести меня до безумия.

— Куда уйти? — поинтересовался я.

— Куда? — переспросила Настя, горько рассмеявшись. — Туда, куда ушли все остальные — на кладбище! Я сначала согласилась, а когда мы вышли из дому, бросилась сюда, и тут… Не знаю, как это объяснить, меня словно дубиной по голове ударили, а потом я просто ничего не помню. Не знаю, как я здесь оказалась.

— Вы дошли, Настя, — торжественно объявил я. — Вы очень мужественный человечек.

— Спасибо! — слегка покраснев, поблагодарила она. — А как вам удалось снять мою боль?

— Секрет фирмы.

— Они намерены сегодня ночью покончить с вами, — предупредила девушка, а потом печально добавила, — а ведь мне так и не удалось узнать, где находится их кладбище.

— Ничего, найдём! — бодро заявил я, хотя в душе совсем не чувствовал уверенности в правомерности столь оптимистичного заявления.

— Я стану помогать вам сражаться с ними, — отважно предложила Настя. — Вы только скажите, что мне надо делать!

— Слушайте меня внимательно, — я старался, чтобы мои слова звучали как можно внушительнее, — вы не можете сейчас помочь мне. Я не способен одновременно ограждать вас от их воздействия и уничтожать их, поэтому мне придётся вас вырубить.

— Как это «вырубить»? — возмутилась девушка.

— Очень просто. Я дам вам хлороформ. Какое-то время вы будете невменяемой. Они не смогут причинить вам боли или заставить вас работать на них.

— Вы мне не доверяете, — в голосе девушки звучала горечь.

— Если бы я вам не верил, я не пустил бы вас в дом, — резонно возразил я.

— Наверное, вы правы, — подумав, согласилась Настя. — Я очень хотела бы вам помочь, но ещё больше я не хочу вам мешать. Поступайте, как считаете нужным. Я верю вам.

На этом мы и порешили.

А потом она свернулась клубочком на моём спальнике и заснула, прижав к себе сэра Галахада. Я же начал готовиться к очередным ночным баталиям.

Впервые за всё время пребывания в Болотове я ждал приближающейся ночи с нараставшей тревогой. Меня смущало присутствие Насти, тревожила необходимость держать её под наркозом. Беспокоил меня также Патрик. С каждой новой ночью пёс всё требовательнее рвался в бой, не желая мириться с ролью пассивного наблюдателя.